Вместе с тем на их помощь и участие (прежде всего Марка Шагала и Ханы Орловой) изначально рассчитывали основатели художественного музея в Тель-Авиве. Несмотря на то что именно творчество мастеров «еврейского Монпарнаса» считается одним из самых ценных вкладов живописцев и скульпторов еврейского происхождения в мировую художественную культуру, в Израиле нет ни одного обобщающего музея, посвященного этим живописцам. Впрочем, в разных городах страны создано несколько небольших монографических музеев, посвященных трем из них: Мане-Кацу, Моше Кастелю и Ицхаку Френкелю (Френелю), причем работа последнего поддерживается силами наследников самого художника. В 1963 году был открыт музей, посвященный Иссахару-Беру Рыбаку, позднее закрытый.

Музея же Марка Шагала, повсеместно считающегося в мире самым знаменитым еврейским художником, в еврейском государстве нет и никогда не было, хотя многие его работы можно увидеть в различных общественных зданиях и некоторых музеях. Анализу непростых отношений художников «еврейского Монпарнаса» с Государством Израиль и его музейными институциями и посвящена эта глава.

I

Решение о создании музея Моше Кастеля — талантливого живописца «еврейского Монпарнаса» 1930-х, позднее ставшего одним из наиболее значимых и самобытных израильских художников — было принято еще в 1982 году, но открыли его для публики в городе Маале-Адумим к востоку от Иерусалима только в феврале 2010 года. 21 марта 2013 года было объявлено, что в связи с тяжелым финансовым положением Музей закрывается «до нового объявления»425. Это вызвало ряд протестов, и здравый смысл восторжествовал: спустя несколько недель музей вновь распахнул свои двери.

По-русски о Моше Кастеле, насколько известно, не выходило ни книг, ни статей, а текст о нем в одиннадцатитомной «Еврейской энциклопедии» занимает лишь два абзаца. Вместе с тем он сыграл выдающуюся роль в формировании самобытного художественного стиля, объединившего экспрессионистские и авангардистские искания европейских живописцев 1920–1970-х годов с вдохновенными эрец-исраэльскими пейзажами и сюжетами, основанными на библейских текстах и связанных с ними церемониях.

Ил. 85. Каталог собрания музея Моше Кастеля в г. Маале-Адумим, Израиль. The Moshe Castel Museum of Art (Maale-Adummim, 2010)

Родившийся в 1909 году в Иерусалиме Моше Элазар Кастель вел свою родословную от испанских евреев-сефардов, эмигрировавших из Кастилии в Палестину в самом конце XV века. Его дед и отец, уроженец Хеврона Иехуда Кастель, были раввинами, но сам он еще в детстве увлекся рисованием. В 1921–1925 годах он учился в Школе искусств и ремесел «Бецалель» в Иерусалиме, а в 1927 году, получив денежную помощь от старшего брата Йосефа, уехал учиться в Париж; именно там он познакомился с художниками «еврейского Монпарнаса». Живопись Моше Кастеля 1930-х годов неотделима от творчества художников «Парижской школы», хотя и в эти годы, наряду с «Парижским бульваром» (1936), он создает целый ряд «ориенталистских» картин, в которых запечатлены люди и пейзажи Палестины: «Трапеза на траве» (1930), «Сбор оливок» (1931), «Женщины Иерусалима» (1936). При этом в работах Кастеля продолжают присутствовать и иудейские темы: в 1933 году появляется портрет «Каббалист», а в 1939 году — цикл иллюстраций к «Пасхальной агаде».

В 1940 году М. Кастель вернулся в Палестину/Эрец-Исраэль, выбрав местом жительства далекий как от Иерусалима, так и от Тель-Авива город каббалистов Цфат, хотя, по мнению видного израильского искусствоведа Гидеона Офрата, Кастель рисовал Галилею так, как ее бы нарисовал, окажись он в Палестине, Морис Вламинк426. Как бы то ни было, именно там, в Цфате, Кастель и его единомышленники по примеру парижского Монпарнаса основали квартал художников. Разрыв с Парижем в годы Второй мировой войны и трагедия Холокоста привели к тому, что часть художников, включая М. Кастеля (но отнюдь не только его), подхватили ставшую популярной среди части эрец-исраэльских интеллектуалов ханаанейскую идеологию, согласно которой возрождение древних мифов и языческих мотивов отождествлялось с наследием древнего Ханаана и служило основой для создания «нового ивритского народа».

Постепенно живопись М. Кастеля изменилась. Хотя интерес к изображению природы Израиля и его людей сохраняется, эпический стиль, свойственный 1930-м годам, постепенно отходит, а восточный мусульманский мир совершенно исчезает из его творчества. Вместо этого художник ищет синтез между эстетикой абстрактной живописи и духом еврейской мистики, который он передает в своих полотнах. Так были созданы работы «Свиток народа Израиля» (1950), «Город сияния и Каббалы» (1954), «Псалмы» (1958), «Аллилуйя» (1958), «Псалмы Ханаану» (1965), «Песнь Иерусалиму» (1966, 1971, 1973), «Стражи Стены» (1971) и многие другие, значительная часть которых представлена именно в собрании музея в Маале-Адумим. Кастель использовал в своих работах мотивы наскальных рисунков и надписей, найденных археологами в Негеве, в Иудейской пустыне и на Синае, вводил в свои композиции еврейские буквы, которым придавал символическое значение. Рисунки и буквы складывались в его работах в строки и абзацы таинственных посланий из прошлого.

В 1948 году М. Кастель входил в число основателей группы художников «Новые горизонты» — пожалуй, самого значительного художественного объединения за всю историю Израиля427. При этом с точки зрения его пути в искусстве Кастель был совсем не похож на очевидного лидера объединения Иосифа Зарицкого (1891–1985). И. Зарицкий в 1950–1970-е годы создавал свои работы в манере, далекой как от реалистической живописи, так и от эстетических принципов постимпрессионизма и экспрессионизма, доминировавших в искусстве Эрец-Исраэль в годы Британского мандата. По словам писателя и скульптора Биньямина Таммуза (1919–1989), у Зарицкого и других художников «Новых горизонтов» «картина сосредоточивает внимание на цвете, линии и художественном образе. Не абстракция объектов, но музыкальная импрессия, поэтическая, свободная от оков реализма, привязанная к природе объектов»428.

Ил. 86–87. Моше Кастель. В поисках Мессии. Памятная медаль, выпущенная в 1986 г. Монетным двором Израиля (лицевая и оборотная стороны). Из собрания автора

Работы И. Зарицкого были созвучны новым веяниям западноевропейского и американского искусства того времени (пожалуй, наиболее близкими «лирическому абстракционизму» Иосифа Зарицкого были работы французского художника российского происхождения Андрея Ланского). Работы И. Зарицкого пользовались заслуженным успехом среди специалистов в области современного искусства в странах Запада, что, в свою очередь, укрепляло его авторитет в Израиле, где художники, в большинстве своем, только боролись за свое место в мировом искусстве. При этом работы И. Зарицкого, как правило, не позволяли идентифицировать их как произведения еврейского или израильского художника, иудейские или эрец-исраэльские мотивы практически отсутствовали в них. И. Зарицкий говорил: «Израильский живописец, так или иначе, изображает свою родину, однако он должен прежде всего ощущать принадлежность к всемирному братству художников»429.