Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ей даже стало доставлять наслаждение находиться рядом с ним и упиваться сладким ощущением того, что он в ее власти. Так, должно быть, наслаждается кошка, играя мышью. Клавдия холила, лелеяла свою ненависть. Наблюдая за бесчисленными подружками адвоката, она научилась ненавидеть и их тоже. Проклятые шлюхи! Они приходили в его дом, кокетничая и жеманясь, делали вид, что они страшно смущены. Но она-то видела, с каким жадным любопытством оглядывают они его роскошную берлогу, как мечтают в душе накинуть хомут на шею старого холостяка. Ей были противны их великосветские ужимки, типа: «Милочка, будьте любезны еще кофе» или «Не кладите мне штрудель. Сегодня я питаюсь исключительно спаржей». Каждая из них считала, что она выше по рангу, чем эта домработница, мрачная неказистая женщина, выполняющая свою работу с усердием автомата.
Странно, но Лещинский даже привязался к ней. Ему не особенно везло с домашним персоналом, поэтому, заметив рвение новой домработницы, он, без всяких сожалений, рассчитал кухарку и горничную. Теперь всю работу по дому выполняла Клавдия. Но для нее это было даже лучше. Адвокат положил ей приличную зарплату, но деньги ее мало волновали. Клавдия жила, только строя планы своей мести.
Иногда, после победы в каком-нибудь своем очередном деле, Лещинский садился в свое любимое кресло, вытягивал ноги на ковер так, что Клавдия едва не задевала их, проходя мимо, и, покуривая трубку, обращался к ней:
– Сколько лет вам, дорогуша? Сорок? Пятьдесят? Шестьдесят? – спрашивал он. – Не отвечайте, мне это вовсе не нужно знать. Вы можете оказаться даже моей ровесницей. Представляете, я мог даже любоваться некогда на ваши упругие щечки с ямочками, мог оглянуться вам вслед, оценивая фигуру. А сейчас я сижу в этом кресле, а вы моете пол, и нам обоим нет дела до того, какими мы были раньше. Правда, это забавно?
Клавдия вытирала каминную полку и улыбалась ему странной кривоватой улыбкой.
– Это точно, хозяин.
Он кивал. Она была для него как домашнее животное. Ей можно вывернуть душу наизнанку, можно даже оскорбить, а она все равно будет преданно заглядывать в глаза.
– Вот тебе хорошо. Ты, может, даже счастливей, чем я, – продолжал он задумчиво, глядя на ее сгорбленную спину. – Ты вымоешь полы, приготовишь обед и идешь потом в свою каморку усталая, но довольная. Можешь почитать книжку перед сном или посидеть в беседке, послушать чириканье птиц. А что я? Одинокий старый волк, которому уже ничто не в радость. Победы? Они достаются мне слишком легко. Деньги? У меня их достаточно. Женщины? Они мне надоели. Все хотят одного и того же. Вот когда-то была у меня одна. Она… Эх! – Лещинский безнадежно махал рукой.
– Человек ценит только то, что может потерять, – говорила Клавдия, повернув голову. – А когда теряешь, становится уж совсем невмоготу.
– О чем ты? – Он смотрел на нее рассеянно. – Как я могу это потерять? Иди уж, делай свою работу дальше…
Клавдия уходила. Лещинский же сидел на прежнем месте, гоняя по гостиной дым. Он и не догадывался, что под старым выцветшим халатиком, который она надевала всегда, когда выполняла самую грязную работу, тоже бьется сердце. Сердце, полное ненависти.
Когда наступил тот заветный день, день исполнения ее желания, она даже не волновалась. Все было рассчитано заранее. План ей казался безупречным. Она знала, что на этот день назначено оглашение приговора по делу Кренина. Знала и то, что Лещинский опять победит вопреки всему тому, что писали об этом газеты. Он не умел проигрывать! А если будет победа, значит, будет и вино вечером, и очередная дурочка с замашками будущей хозяйки.
Увидев, что вместе с адвокатом радость победы пришла разделить Мариночка, Клавдия не испытала ни малейших угрызений совести. Значит, так судьбе угодно. Ну, что же, глупая девчонка, которая невесть на что рассчитывала, оставляя в его прикроватной тумбочке свою пижаму, сама заслужила такую участь.
Клавдия даже была предупредительна этим вечером, предлагая гостье Лещинского вино и фрукты. Она стелила шелковые простыни, заботливо расправляя складки, понимая, что ложе смерти должно быть красивым. Она оставила рядом свечу. Адвокат ведь был большим романтиком, предпочитал заниматься любовью не при свете банального ночника, а под трепетание свечи. Клавдия долго стояла, представляя то, что произойдет здесь через несколько часов.
В это время ничего не подозревающие голубки лакомились поздним ужином. Лещинский даже не догадывался, что в его бокал было добавлено снотворное, которое значительно облегчит потом выполнение задачи мстительницей. Должно быть, великий адвокат чувствовал себя усталым, потому что любовники долго не засиживались, а поднялись наверх достаточно рано.
Клавдия не спеша убрала со стола. Особенно тщательно она вымыла бокалы. Остатки снотворного не должны были найти! Потом, как обычно, захватила с собой мусор и предусмотрительно оставила открытым окно в столовой. Проверив систему видеонаблюдения, она поняла, что все работает в привычном режиме, и камеры зафиксируют ее уход из дома в полночь.
Уже потом, одетая в легкий спортивный костюм, Клавдия штурмовала дальнюю стену, отделяющую задний двор от соседней стройки. Оказавшись на заборе, Клавдия поняла, что любовники давно угомонились и спят теперь крепким сном. Она тихонько улыбнулась, представив, что для девушки пробуждения не наступит вовсе, ну а великий адвокат еще пожалеет, что не умер этой ночью во сне.
Быстрая и сильная, как подросток, Клавдия легко преодолевала преграды. Путь ее был выверен до сантиметра. Она знала, что камеры, работающие всю ночь, так и не увидят ее крадущуюся тень. Это станет в ближайшем будущем самым крепким доказательством обвинения.
Через открытое окно она оказалась в доме. Теперь уже требовалась осторожность. Вдруг у девчонки чуткий сон или она выйдет в уборную? Клавдия рассчитывала на внезапность. Тихими шагами она прошла на второй этаж, миновала длинный коридор, а перед дверью затаилась. В спальне было тихо. До ее ушей доносилось лишь мерное похрапывание адвоката да шелест трепетавшей на ночном ветру занавески. Клавдия вошла. Мгновения хватило, чтобы окинуть взглядом спящих на кровати людей, спокойное лицо девушки, нахмуренное во сне лицо адвоката. Клавдия обхватила шею Марины крепкими руками и сжала ее, насколько была способна. Подруга Лещинского распахнула свои бездонные голубые глаза, не понимая, что происходит, забилась, как рыбка. Она не в силах была произнести ни звука, выдавить ни единого хрипа, только извивалась всем телом, пытаясь освободиться от смертельных тисков. Потом она затихла. Адвокат так и осталась недвижим. Он крепко спал.
Потом пошел обратный отсчет. Клавдия тем же путем вылезла, не особо беспокоясь о распахнутом окне. Она закроет его позже, как только придет на службу. По ее расчетам, адвокат проспит еще несколько часов и проснется не раньше десяти. У нее будет еще море времени до того, как в доме начнется возня, будут сновать повсюду люди в форменной одежде, приставать к ней с вопросами, совать нос во все щели. Клавдия неспешно перелезла через изгородь и снова растворилась во мраке ночи.