Доктор удалился, и Шейла проводила его до двери. Вернувшись с еще более мрачным выражением лица, она заявила:

– Ты ведешь себя как ребенок. Неужели ты не видишь, что похож на самолюбивого мальчишку, которому во время игры разбили нос? Он весь залит кровью, но уверяет при этом, что ему не больно. Ты же о себе ничего не знаешь. В зеркало ты заглядываешь, лишь когда бреешься. Возможно, ты способен заморочить доктора, но собственную жену… Это тебе не удастся! Ты болен, и даже твое великое актерское мастерство не сможет убедить меня в обратном. Мы еще поговорим об этом, когда я вечером вернусь с работы.

В глубоких темных глазах Шейлы клубились грозовые тучи. Уходя из дома, она громко хлопнула дверью.

Восхитительная женщина, которая без всяких колебаний выкладывает все, что у нее на уме, вне зависимости от того – права она или нет, думал Деймон, устраиваясь поудобнее на подушках.

Но когда Шейла вернулась, симптомы болезни им обсуждать не пришлось. Глаза ее покраснели и опухли, словно она проплакала не один час. После множества безуспешных попыток связаться с ними по их домашнему номеру ей на работу позвонил Грегор Ходар. Утром от взрыва заряда, подложенного в чей-то припаркованный автомобиль, погибла Эбба Ходар. Это случилось в Риме в тот момент, когда она проходила мимо одного из банков.

По тому, что от нее осталось, нельзя было даже произвести идентификацию. Практически и хоронить нечего, сказал Грегор.

Ночью, прижимая к себе Шейлу, которая, по счастью, впала в забытье от большой дозы снотворного, Деймон вспомнил закон средних цифр лейтенанта Шултера. Лейтенант не включил в свою статистику смерть в Риме.

В темноте ночи, сжимая в объятиях Шейлу, Деймон наконец дал волю слезам. Звон какого набатного колокола, какое страшное предупреждение пропустила мимо ушей эта простая, милая женщина Эбба Ходар, спрашивал себя Деймон. У него уже не оставалось сил на то, чтобы выдерживать душевную боль, которую он испытывал, переживая за себя и своих друзей.

Деймон пытался написать письмо Грегору. Он уже успел скомкать и выбросить в корзину для бумаг четыре листа и сейчас размышлял над пятым. Мозг его оцепенел, все связи в нем прервались, и окружающий мир воспринимался туманно. Нет, думал он, уставив взгляд на чистый лист, попытка передать словами чувства, обуревавшие его в связи с трагедией в Риме, – дело абсолютно безнадежное. Деймон был готов смять и этот листок, как вдруг раздался робкий стук в дверь.

– Войдите! – бросил Деймон.

– Мне не хочется беспокоить тебя, Роджер, – сказала Дорис, – но звонит доктор Бречер. Ему очень надо с тобой поговорить.

– Спасибо, – поблагодарил Деймон и вышел вслед за ней в прихожую, где на столике стоял телефон.

Когда Дорис удалялась из прихожей, чтобы он мог говорить без помех, Деймон обратил внимание, что хозяйка дома, несмотря на то что еще не было и девяти часов, уже в юбке и свитере, волосы ее тщательно причесаны, а на лицо нанесен дневной макияж. С того момента, когда он и Шейла обосновались в квартире Габриельсенов, Деймон ни разу не видел Дорис в халате или с растрепанными волосами. Только сейчас он понял, что эта чрезмерная утренняя опрятность рассчитана на него. Дорис не хотела, чтобы он считал себя одной из причин уютного утреннего беспорядка, милого сердцу домашней хозяйки. Надо найти способ отблагодарить ее за все, подумал Деймон. Но это позже. Он поднял трубку.

– Слушаю вас, доктор Бречер.

– Мистер Деймон, – обратился к нему врач, – я всю ночь думал о вашем случае, и у меня сложилось впечатление, что вы рассказали мне не обо всех проявлениях болезни. Скажите, были случаи, когда рвотная масса у вас была черной?

Деймон ответил не сразу. Действительно, пару раз он замечал темные сгустки, но связывал их с черным кофе, который пил до этого.

– Да пожалуй, нет, – сказал Деймон. После того, что случилось с Эббой Ходар, тревога о неполадках своего организма – да и то весьма сомнительных – казалась ему неуместной.

– Умоляю, мистер Деймон, – продолжал доктор, – это может иметь весьма существенное значение. Я не хочу, чтобы мои слова звучали как блажь нервической старой девы, но мне известно, что люди, которые всю жизнь наслаждались прекрасным здоровьем, имеют склонность отмахиваться от симптомов серьезной болезни, не обращать на них внимания, предпочитая считать их временным расстройством.

– Что ж, доктор, – сказал Деймон, – теперь, когда вы об этом упомянули, я припоминаю, что замечал нечто похожее. Всего пару раз и совсем немного. Однако сейчас я вообще ничего не чувствую. – Деймон знал, что доктор Бречер, каким бы одаренным диагностом ни был, не догадается, насколько точно эти слова отражают состояние Деймона.

– Ради покоя ваших близких, а главное, ради вашего здоровья следует пройти более тщательное обследование. Я хочу организовать вам прием у доктора Зинфанделя из многопрофильной больницы «Бойлстон». Доктор Зинфан-дель – один из самых блестящих диагностов города, и я не буду чувствовать себя спокойным до тех пор, пока он вас не осмотрит.

– Много шума из ниче… – Фразу Деймон закончить не смог. Приступ пульсирующей острой боли в желудке затуманил сознание и перехватил горло. – Хорошо, доктор, – еле выдавил он. – Я с ним встречусь. Благодарю за заботу.

– Мой секретарь позвонит вам и сообщит о времени визита. Если он ничего не обнаружит, то с моей души, с души вашей супруги, да и с вашей тоже, свалится тяжкий груз. А это будет стоить затраченного вами времени.

– Еще раз благодарю, доктор, – сказал Деймон. Вернувшись в комнату для гостей, он сел за маленький столик, за которым пытался сочинить письмо Грегору. Он посмотрел на несколько фраз, которые успел написать, и поразился тому, насколько странным стал его почерк. Буквы были начертаны дрожащей рукой, и прочитать слова было почти невозможно. Деймон поставил локти на стол, погрузил лицо в ладони и закрыл глаза.

Следующим утром он уже был в расположенной в самом сердце Манхэттена клинике «Бойлстон». Больница занимала огромную площадь. Она была такой большой, что казалось: если все койки за высоченными каменными стенами будут заняты, то в городе на ногах не останется ни единого человека.

Деймон находился в кабинете доктора Зинфанделя. Он чувствовал себя довольно глупо, так как за последние двадцать четыре часа у него не было никаких приступов. Деймон уже решил было отменить визит, но, поделившись своими планами с Шейлой и заметив суровое выражение ее лица, понял: до тех пор, пока он будет утверждать, что для полного осмотра нет никаких оснований, мира в семье ему не видать. Оливер тоже взялся за дело и позвонил брату-хирургу в больницу «Кедры Синая» в Лос-Анджелесе. Брат подтвердил слова Бречера о высокой репутации доктора Зинфанделя.

Зинфандель оказался маленьким энергичным блондином с острым носиком. При своей внешней заурядности он был неутомимым и неукротимым следопытом в джунглях скрытых в организме болезней.