Дорис Габриельсен была крошечной пухлой блондинкой. Когда она говорила, тональность каждой ее фразы к концу несколько повышалась, отчего речь Дорис звучала слегка напыщенно. Это иногда сильно раздражало Деймона, однако сейчас он испытывал к супруге Оливера лишь благодарность за тревогу о нем и за ее гостеприимство. Спальню для гостей украшали цветами, а все газеты в доме были тактично спрятаны. Дорис поставила на буфет холодную мясную нарезку, сыр и картофельный салат. Перед тем как посадить их за стол, она налила Деймону виски, плеснув туда лишь каплю содовой. Затем Дорис подняла свой стакан и сказала:

– За наступление лучших дней и за здоровье мистера Вайнштейна.

– Аминь! – произнес Оливер.

Виски вначале обожгло Деймону горло, но уже через пару минут он ощутил его благостный эффект. Им овладело приятное чувство отстраненности. Чувство это успокаивало и умиротворяло. Ему стало казаться, что он сбросил груз ответственности за свою жизнь, попав в заботливые руки друзей. Он наконец избавился от обязанности принимать какие-нибудь решения.

Деймон не был голоден, но покорно, как послушный ребенок, ел все, что ему предлагали, и пил холодное пиво, которое щедро наливала ему Дорис.

Покончив с едой, Деймон сказал:

– Надеюсь, вы меня извините, если я удалюсь. Надо хоть немного полежать, сил просто не осталось.

– Ну конечно, – ответила Дорис.

Шейла прошла вместе с ним в комнату для гостей, а когда он сел на край кровати, опустилась на колени, чтобы снять с его ног ботинки. Весь вечер Шейла практически не открывала рта, словно опасаясь того, что несколько лишних слов распахнут шлюзы для потока мрачных чувств, которые она до этого момента ухитрялась сдерживать в себе.

– Отдыхай, дорогой, – сказала Шейла, набросив на него одеяло. – И ни о чем не думай. У тебя есть любящие друзья. Я съезжу с Оливером к нам и соберу вещи, которые могут тебе здесь понадобиться.

Деймон взял ее руку, поднес к губам и поцеловал. Шейла вздрогнула всем телом так, словно из ее груди вырвалось неслышное рыдание. Однако слез не последовало.

– Доброго тебе сна, дорогой, – пожелала она. Низко склонившись, Шейла поцеловала его в лоб. Затем она выключила свет и вышла из комнаты.

Деймон закрыл глаза и почти мгновенно погрузился в сон. Таким сном без всяких сновидений спят лишь безмерно усталые люди.

Проснувшись, он не сразу сообразил, где находится, но тут же увидел Шейлу. Жена сидела рядом с кроватью, и на нее падала узкая полоска света из полуоткрытой двери. В квартире царила мертвая тишина. Вдруг он почувствовал тошноту. Где-то в середине груди началось жжение, и Деймон понял, что содержимое желудка вот-вот исторгнется наружу. Он с трудом приподнялся на кровати.

– Прости, – выдавил он (язык после крепкого сна едва двигался), – меня сейчас, кажется, вырвет.

Шейла помогла ему выбраться из постели и повела к ванной комнате для гостей, дверь которой была приоткрыта. Не оглядываясь, он жестом велел Шейле оставаться на месте, а сам, ввалившись в ванную, закрыл за собой дверь. Он исторг из себя не только ужин, но и большую часть поглощенных за день сандвичей и кофе. Деймон прополоскал рот и почистил зубы пастой и своей щеткой, заранее положенными Шейлой на стеклянную полку над раковиной. После этого он ополоснул лицо ледяной водой и, чувствуя себя значительно лучше, вернулся в спальню.

– Похоже, картофельный салат мой желудок не воспринимает, – сказал он Шейле.

– А убийства переваривает? – спросила она с сухим смешком.

Деймон помимо воли тоже рассмеялся.

– Который час? – поинтересовался он.

– Половина третьего.

– Пожалуй, пора готовиться ко сну. Да и тебе не мешает переодеться.

Когда он стал снимать одежду, в ноздри ему ударил запах застоялого пота, страха и больницы. Деймон свалил все барахло под окно в кучу и нырнул в постель нагишом. Он обратил внимание на то, что кровати в комнате для гостей поставлены рядом. Видимо, об этом позаботилась Дорис. Она, частенько навещая семейство Деймонов, знала, что те спят вместе. Неожиданно, каким бы диким это ни казалось, в нем проснулось неукротимое желание, и, когда Шейла вышла из ванной в ночной рубашке, он сказал:

– Разоблачайся и ложись поближе.

Вторая кровать им не понадобилась до того момента, когда они оба проснулись поздним утром.

Деймон не выходил из квартиры Габриельсенов неделю. Он чувствовал, что не в силах встречаться с репортерами или другими чужими людьми, не в силах отвечать на звонки, читать контракты и решать в ресторане, что заказать на ленч. Шейла, которой пришлось выйти на службу, тем не менее ухитрялась ежедневно навещать Вайнштейна и затем приносить утешительные известия о состоянии его здоровья. Оливер взвалил на себя всю заботу об агентстве, но ничего о бизнесе не говорил, ограничиваясь лишь сообщениями о том, сколько человек позвонили, чтобы справиться о состоянии Роджера и пожелать ему доброго здоровья. Он преданно врал, когда его спрашивали, где находится Деймон. «Понятия не имею», – твердил Оливер.

– Просто удивительно, – рассуждал он, – насколько легко в Нью-Йорке исчезнуть из поля зрения.

Деймону казалось, что Оливер за последние дни стал значительно старше, а в его почти светлых волосах появились серебристые нити.

В квартиру газет никто не приносил, и Деймон был всем за это безмерно благодарен. Он надеялся, что его настроение когда-нибудь изменится, но сейчас он не испытывал ни малейшего желания узнать, куда движется мир, что сказал президент в самой последней речи, где разразилась очередная революция, в каких новых страшных преступлениях обвиняют ЦРУ, какие премьеры состоялись в театрах вне Бродвея и как выросли учетные ставки. Деймон не хотел знать и о том, кто умер за день до выхода газеты.

Бейсбольный сезон, по счастью, уже начался, и Деймон, впав в своеобразный транс болельщика, часами следил за ходом игр. Никакой команды он не поддерживал, его вполне устраивало простое проявление американской жизненной силы и быстроты, которые демонстрировал маленький экран. Когда начинались новости, он выключал ящик.

Остальные делали вид, что их также не интересует то, что происходит в мире, и старались просто так телевизор не включать. Деймон воспринимал их заботу с оцепенелым безразличием, подобно тяжело больному ребенку. Когда не было игры, он мог часами сидеть, держа перед собой открытую книгу и ни разу не перевернув страницу. Дорис, старавшаяся поначалу быть веселой и разговорчивой, вскоре смирилась с тем, что Деймон желает, чтобы его оставили в покое, и начала передвигаться по собственному дому тихо и незаметно. Днем, когда все были на работе, Дорис подавала ему еду на подносе, чтобы он мог поесть в одиночестве. Очень скоро она поняла – бесполезно спрашивать о том, что бы он хотел съесть на ленч или ужин, и стала составлять меню самостоятельно. Каждый раз вместе с едой Дорис ставила на поднос полбутылки вина и одинокую розу в маленьком графинчике. Первые два-три дня он потягивал вино, но изжога вынудила его отказаться от спиртного.