– Сущая правда. – Деймон взял жену за руку. – Когда я тебя так держу, – произнес он тихо, – то чувствую, что ничего плохого со мной не случится.

В этот же миг Деймон ощутил приступ острой боли в желудке и непроизвольно сжал руку Шейлы.

– Что с тобой? – встревоженно спросила она.

– Ничего, – пытаясь улыбнуться, ответил Деймон. – Последний отголосок картофельного салата Дорис.

Ему хотелось, чтобы оставшиеся до операции часы пролетели как можно скорее, а обещанное успокоительное скорее подействовало. Впервые в жизни он мечтал о том, чтобы оказаться в забытьи.

Было уже за полдень, а Шейла и Оливер все еще сидели в одноместной палате Деймона. Они были там с семи утра. Получивший успокоительную инъекцию пациент слабо махнул им рукой, и его повезли в операционную. К двенадцати все темы для бесед оказались исчерпанными, и они сидели молча, снова и снова напряженно прислушиваясь к звучащим в коридоре шагам. Шейла, бросившая курить еще в то время, когда выходила замуж за Деймона, опустошила целую пачку «Мальборо», и палата, несмотря на распахнутые окна, была наполнена дымом. Рогарт и Зинфандель твердо обещали Шейле прийти и рассказать все, как только кончится операция.

Наконец в палату вошел доктор Рогарт. Он еще был в зеленом хирургическом халате и с колпаком на голове. Операционная маска была поднята на лоб, а сам доктор казался мрачным и очень утомленным.

– Где он? – спросила Шейла. – Как себя чувствует? Почему это заняло так много времени? – Голос ее звучал резко, в тоне полностью отсутствовала столь свойственная ей вежливость. – Вы говорили, что к этому времени он уже будет здесь.

– Прошу прощения, миссис Деймон, – сказал доктор. – Он сейчас в реанимации. Ваш супруг очень болен. Очень, очень болен.

– Что это должно означать?

– Операция оказалась более сложной, чем мы могли предполагать, – устало ответил Рогарт. – Умоляю, мадам, постарайтесь успокоиться. Возникли осложнения. Выяснилось, что язва прободная. В области прободения в результате инфекции возникло сильное воспаление, и ткань пришлось иссекать. По правде говоря, ваш муж должен был бы кричать от боли вот уже несколько дней…

– Кричать – не в его привычках.

– Стоицизм, согласно медицинским критериям, нельзя считать достоинством. Возникли осложнения, которых на более ранней фазе болезни легко удалось бы избежать. Произошло такое массивное кровотечение… да, очень массивное. – Его взгляд вильнул куда-то в сторону, а голос слегка упал. – Предвидеть подобное было невозможно. Сейчас мы делаем все, что в наших силах. Ваш супруг подключен к системе жизнеобеспечения. К аппарату искусственного дыхания. Мы вливаем ему кровь… Мне надо туда вернуться. Необходимо провести консилиум с доктором Зинфанделем и остальными медиками, присутствовавшими при операции. Есть признаки, указывающие на то, что кровотечение возобновилось. Нам только остается надеяться, что оно прекратится самостоятельно.

– А если не прекратится? – сказала Шейла, делая ударение на каждом слове.

– Чтобы получить ответ на этот вопрос, необходим консилиум. Мы не уверены, что он сможет выдержать еще одну операцию. Нам надо взвесить все варианты в надежде, что переливания крови окажется достаточно… Сейчас мы этим занимаемся.

– Сколько вливаний ему успели сделать? – спросил Оливер.

– Двенадцать.

– Великий Боже! И вы все еще продолжаете?

– Это необходимо. Кровяное давление упало так резко… Вы должны понять. Героические меры…

– Я мало что понимаю в медицине, – произнес Оливер тоном таким же враждебным, как и Шейла, – но мой брат – хирург в клинике «Кедры Синая» в Лос-Анджелесе, и как-то он сказал мне, что многократные переливания таят в себе огромный риск.

Рогарт слабо улыбнулся. Присущее ему величие Папы Римского куда-то испарилось.

– Я согласен с вашим братом, – сказал он. – Однако окажись он сейчас здесь, он, вне всякого сомнения, был бы вынужден прибегнуть к тем же мерам. Мне необходимо идти. Меня ждут… – С этими словами он направился к двери.

– Я хочу его видеть. – Шейла протянула руку и схватила доктора за локоть.

– В данный момент это абсолютно невозможно, миссис Деймон, – мягко произнес Рогарт. – С ним сейчас работают. Возможно, во второй половине дня, если вы придете в реанимационное отделение… Я ничего не могу обещать. Мне очень жаль… Это случается так часто… – Слова его звучали весьма туманно. -…Так часто. Ищешь одно… а находишь совсем иное. Такое сильное кровотечение… Доктор Зинфандель попробует улучить момент и спуститься к вам, чтобы рассказать, что там происходит. – Он в сознании? – Мы определенно этого не знаем, – пожал плечами доктор Рогарт и вышел из палаты.

Оливер обнял Шейлу за плечи и сказал:

– Роджер выкарабкается. Он сильный. Я его знаю.

– «Ваш супруг очень болен. Очень, очень болен», – повторила Шейла так же монотонно, как несколько минут назад произнес эти слова Рогарт. – Врачебная абракадабру. В переводе это означает: «Готовьтесь к тому, что он умрет. Причем скоро».

– Молчи, – попросил Оливер и поцеловал ее в лоб. – Я позвоню брату. Если кто и может сказать, что нам делать, так только он.

Деймон проснулся. А может, ему это всего лишь почудилось. Боли не было. «Все кончилось, – подумал он. – Я выкарабкался». Но он был не в постели. Он находился в таком-то очень похожем на крошечный театр месте. Задником чуть приподнятой сцены служил белоснежный экран, Деймон был совсем один. Во всяком случае, присутствия других людей в помещении он не чувствовал. Деймон даже не мог определить, сидит он, стоит или лежит. На залитом белым светом экране вдруг возникло какое-то изображение. Это была фотография доктора Рогарта в жемчужно-сером костюме. Под снимком загорелись титры: «Доктор Александр Рогарт представляет свой новый фильм «Смерть Роджера Деймона». Деймон был вне себя от ярости.

– Что за идиотская шутка? – спросил Деймон, а может, ему показалось, что он это сказал.

Затем экран постепенно погас, и Деймон осознал, что лежит, пересекая по диагонали крошечную театральную сцену. Рядом с ним на авансцене под тем же углом расположился Морис Фицджеральд. Рост их оказался не таким как обычно – оба были как бы вытянуты в длину. Они были молоды, и на них красовались вечерние костюмы.

– Они не шутят, – прошептал Деймон. Его забавляла недавно обретенная способность говорить и в то же время ничего не произносить вслух. – Выпивки не будет.

В этот момент он увидел, что из левых кулис торчат ноги трупа. Пальцы ног посинели и распухли, словно их туго перетянули у основания, перекрыв ток крови. На подъеме одной из ног зияла темная дыра. Деймон знал, что за кулисами лежит Христос, а на ноге – рана от гвоздя, которым Спаситель был прибит к кресту. Деймон был Христом, и Христос был в нем. Спаситель готовился к тому, чтобы его похоронили. Он был охвачен печалью, но двигаться не имел сил.