Мы растянулись в ряд и прождали пять минут, затем десять. Минуты проходили с томительной медленностью. Наконец, мы позволили людям сойти с верблюдов на землю, и сели, удивляясь задержке бдительности турок и желая узнать, что означает этот молчаливый поезд, стоявший под нами в долине. Наши шерстяные плащи набухли и отяжелели от сырости. Мы дрожали от озноба.

Спустя много времени темноту прорезало светлое пятно. То был мальчик-шейх, державший свой коричневый плащ раскрытым, показывая нам, как флаг, свою белую рубашку. Он прошептал, что его план потерпел неудачу. Только что прибыл какой-то поезд (тот самый, который шумел в лощине) и привез германские и турецкие резервы из Афуле, посланные Лиманом фон Сандерсом на выручку охваченной паникой Деръа. Они посадили офицера-армянина под арест за то, что он отлучился со своего поста. С ними была уйма пулеметов, а часовые безостановочно наблюдали за подступами. Действительно, на тропинке недалеко от нас разместился сильный пикет.

Нури Сайд предложил, чтобы главный отряд занял местность. У нас было достаточно бомб, на нашей стороне был перевес в численности и боевая готовность. Нам представлялся прекрасный случай, но я все подсчитывал, во сколько жизней нам обойдется дело, и, как всегда, нашел цену слишком дорогой. Поэтому я заявил Нури, что голосую против. Мы сегодня уже дважды перерезали Дамасско-Палестинскую железную дорогу, а прибытие сюда гарнизона из Афуле являлось нашей третьей услугой Алленби.

После минутного размышления Нури согласился со мной. Мы пожелали спокойной ночи юноше, который честно стремился оказать нам такую большую помощь. Мы прошли вдоль рядов, шепотом приказывая каждому бесшумно двинуться обратно. Затем мы сели группой, держа винтовки наперевес и ожидая, пока наши люди выберутся из опасной зоны.

Перед рассветом от Телль-Арара прибыли орудия и остальные войска Нури Сайда. Мы написали Джойсу, что завтра вернемся на юг, к Насибу, чтобы замкнуть окружение Деръа. Я предложил ему прямо двинуться обратно к Умтайе и ожидать нас там, ибо Умтайе с его обильными запасами воды, великолепным пастбищем и одинаковой отдаленностью от Деръа, Джебель-Друза и пустыни Руалла, казалось идеальным местом, где мы могли собраться, ожидая известий об успехах Алленби.

Неохотно мы собрались на следующий день для новых трудов, созвали весь отряд и, растянувшись на огромном протяжении, двинулись через станцию Мезериб. Мы с Юнгом не спеша закладывали снаряды, в то время как войска разбрелись по развороченной земле по направлению к Ремте, чтобы их не могли заметить ни из Деръа, ни из Шехаба. Над нами гудели турецкие аэропланы, производя наблюдения. Поэтому мы отослали наших крестьян через Мезериб обратно в их деревни. Благодаря этому турецкие летчики донесли, что нас очень много, — возможно, восемь или девять тысяч человек, и что наши центробежные передвижения, казалось, направлены одновременно во всех направлениях.

К их вящему изумлению наши снаряды взорвали водонапорную башню в Мезерибе спустя много часов после того, как мы через него прошли. Немцы в эту минуту выступали из Шехаба, направляясь в Деръа, но необъяснимый грохот заставил их вернуться и задержаться там до вечера.

Между тем мы были далеко и настойчиво брели к Нисибу, горной вершины которого достигли к четырем часам дня. Мы предоставили нашей посаженной в седло пехоте короткий отдых, а тем временем двинули наших артиллеристов и пулеметчиков к гребню первого кряжа, откуда шел спуск к железнодорожной станции.

Мы расположили их там под прикрытием орудия и велели нарочно открыть огонь на две тысячи ярдов по станционным зданиям. Артиллеристы, соперничая друг с другом, так принялись за дело, что вскоре в крышах и навесах появились неровные дыры. В то же время мы двинули наших пулеметчиков налево, чтобы обстрелять окопы, откуда по нас открыли в ответ жаркую, упорную стрельбу. Однако наши войска имели естественное прикрытие, и на их стороне было то преимущество, что послеполуденное солнце сияло за их спинами. Поэтому мы не понесли никаких потерь, — так же, впрочем, как и неприятель. Разумеется, все это было лишь игрой, и захват станций не входил в наш план. Нашей действительной целью являлся большой мост, лежавший к северу от деревни. Турки удерживали мост посредством небольшого редута и поддерживали связь с ним через пехотинцев, расположенных в деревне под прикрытием ее стен.

Мы обратили два орудия и шесть пулеметов против редута у моста, надеясь вынудить его защитников покинуть его. Пять пулеметов направили свой огонь по деревне. Через пятнадцать минут ее старшины, очень встревоженные, прибыли к нам. Нури обещал прекратить огонь при условии, что турки будут немедленно выгнаны из домов. Они обещали нам это.

Мы удвоили наш обстрел станции и моста. Огонь с четырех сторон сделался жестоким, благодаря нашим двадцати пяти пулеметам, а также турецким, имевшимся у них в изобилии. Наконец, мы направили все четыре орудия против редута и после нескольких залпов увидали его охрану бегущей из своих разрушенных окопов через мост под прикрытие железнодорожной насыпи.

Последняя была вышиной в двадцать футов. Если охрана моста намеревалась защищать мост из-за его сводов, она находилась бы на прекрасной позиции. Однако мы рассчитывали, что станция соблазнит турок оставить мост. Я отделил половину своего отряда, нагруженного взрывчатым веществом, и двинулся с ним вдоль гребня пулеметного бруствера, пока мы не очутились на расстоянии полета камня, брошенного из редута.

Редут оказался действительно покинутым. Мы спешились и подали Нури сигнал прекратить стрельбу. В молчании мы осторожно прокрались через своды моста и нашли их тоже оставленными.

Поспешно мы сложили пироксилин в кучу возле устоев моста, толщиной около пяти футов и вышиной в двадцать пять футов. Мост, семьдесят девятый для меня по счету, был великолепен, но в стратегическом отношении он был самым важным пунктом, ибо мы собирались обосноваться в лежащем против него Умтайе, пока Алленби не выступит вперед и не освободит нас. Поэтому я решил не оставить от моста камня на камне.

Нури тем временем торопил пехоту, артиллеристов и пулеметчиков спуститься в сгущающемся мраке ночи к железнодорожному полотну, приказав отойти от него на милю в пустыню, выстроиться в колонну и ждать.

Однако прохождение такого большого количества верблюдов по полотну продолжалось томительно долго.

Раздраженные, мы сидели под мостом, держа спички в руке, чтобы немедленно поджечь запал (несмотря на близость войск), если бы поднялась тревога. К счастью, все шло благополучно, и через час Нури подал мне сигнал. Полминуты спустя, лишь только я успел вскочить в турецкий редут, восемьсот фунтов пироксилина сразу взорвалось, и в почерневшем воздухе засвистали летящие камни. Находясь на расстоянии лишь двадцати ярдов, я был оглушен грохотом, который должен был быть слышен на полпути к Дамаску.

Мы созвали все свои войска и проехали две или три мили по открытой местности, направляясь к Умтайе.

Дорога, усыпанная моренами из скользких долеритов, стала очень неровной, и мы с радостью сделали привал и разлеглись шеренгами для вполне заслуженного нами сна. Однако казалось, что мы с Насиром должны отвыкнуть от него. Поднятый нами шум у Нисиба возвестил всем окрестностям о нашем присутствии. Едва мы успели успокоиться, как со всех сторон к нам хлынули посетители, чтобы обсудить последние события. Шли слухи, что мы лишь совершаем набег, а не оккупируем территорию, и что затем мы удерем отсюда, как удрали англичане от Салта, предоставив нашим местным друзьям расплачиваться за все.