Волны начали подниматься несколькими десятилетиями раньше, но время настоящего прилива настало в 1922 г., когда были опубликованы «Улисс» и «Бесплодная земля». В том же году в гостиной в Блумсбери впервые прошло музыкальное развлечение под названием «Фасад». Музыка была написана 20-летним композитором Уильямом Уолтоном на дадаистские стихи Эдит Ситуэлл, поэтессы и лидера английских эксцентриков. Она произносила свою роль в мегафон из-за кулис. Двадцать с лишним слушателей этого представления, проходившего в частном доме, пребывали после него либо в полном недоумении, либо в полном восторге. Его публичная премьера, состоявшаяся через год, была, как и следовало ожидать, встречена всеобщими насмешками.

И вот именно тогда, в период упомянутого смелого эксперимента, Осберт, младший брат Эдит, заказал еще одному участнику названной группы Морису Ламберту скульптурный портрет своей сестры. Ее отлитая из металла голова, немного меньше реального размера, в настоящее время хранится в Ренишо-Холле, фамильном особняке Ситуэллов в Дербишире, а копия – в Национальной портретной галерее в Лондоне. Голова овальной формы и небольшого размера, ее поддерживает удлиненная, слегка изогнутая шея. Модная в то время угловатая стрижка и острый нос придают произведению, возможно, вполне сознательное сходство с саксонским шлемом. Но любой намек на примитивизм компенсируется материалом, из которого сделано изображение – головы Эдит Ситуэлл отлиты из алюминия.

Никто из нынешнего поколения Ситуэллов, так же как и биограф Эдит, не знают, кому пришло в голову в качестве материала взять именно алюминий. Не знает этого и биограф Мориса и его брата-композитора Констана Ламберта.

Когда Морис Ламберт ваял голову Уолтона пару лет спустя, он сделал ее из гораздо более традиционной бронзы, из чего можно заключить, что алюминий, скорее всего, был идеей самой Эдит. Достаточно сказать, что выбор материала неумышленно отражал мнение большинства критиков о ее художественном проекте: они полагали, что он одновременно и слишком легковесен, и абсолютно неактуален.

* * *

В Британии нужно быть самым настоящим эксцентриком, чтобы разглядеть в алюминии хоть какие-то достоинства. Применение алюминию нашли нации с гораздо менее амбивалентным отношением к техническим новшествам. Пока британцы вели классовую войну со своим серебром, французы и американцы сделали из алюминия такие вещи, которые очень скоро были признаны символами прогресса и современности – к примеру, мебель Шарлотты Перьен и Чарльза Имза или Автодом и первые «ситроены 2CV». Алюминий обрывает связи с прошлым и приносит с собой новые надежды на невероятную мобильность и освобождение. Автобус «Грейхаунд» с символическим алюминиевым изображением бегущей борзой был создан французом, эмигрировавшим в Нью-Йорк быстро прославившимся промышленным дизайнером Раймондом Лоуи.

Задолго до того, как алюминий обрел популярность в широких массах, он пережил недолгий период величия и монаршего покровительства. Этот в настоящее время вездесущий материал – не менее важный для каждого из нас, чем сталь, и более бросающийся в глаза, чем какой-либо из известных с древности металлов – был получен в чистом виде лишь в 1820-е гг., и только в 1850-е гг. нашли способ получения его из руды, боксита, названного так в честь местности в Провансе Ле-Бо-Де-Прованс; на холме над городком до сих пор можно видеть приковывающие внимание своей ослепительной белизной остатки открытых разработок алюминиевой руды. Способ получения алюминия из руды был открыт в Париже Анри Сент-Клер Девилем. Он подразумевал нагревание соединений алюминия вместе с металлическим натрием, который сам по себе было довольно трудно получить, что делало алюминий страшно дорогим. Хотя сейчас в это трудно поверить, было время, когда алюминий называли новым драгоценным металлом и ставили его рядом с золотом и серебром. Дороговизна и экзотичность алюминия компенсировали низкую плотность и размытый блеск. Его обрабатывали и демонстрировали в соответствии с таким высоким статусом.

Девиль сделал свое открытие в очень удобный момент. Париж был взволнован слухами о новом «серебре из глины». Впервые Девиль представил горсть небольших слитков алюминия на Парижской всемирной выставке в 1855 г., чем вызвал восторг императора Наполеона III, который сразу же начал оказывать финансовую поддержку изысканиям химика. В то время металл оценивался в 3000 франков за килограмм, то есть в 12 раз дороже серебра. Однако подобная стоимость не только не охлаждала пыл ремесленников той поры, но, напротив, служила еще большим стимулом. Известный ювелир Кристофль заинтересовался новым материалом и изготовил несколько первых предметов посуды и драгоценностей из алюминия. Говорили, что на императорских банкетах лишь самые важные гости получали алюминиевые приборы, гостям помельче приходилось довольствоваться серебром и золотом. Сыну Наполеона – принцу Евгению, родившемуся в 1856 г., подарили алюминиевую погремушку – ясный сигнал того, что страна должна стремиться к прогрессу. Латунные орлы, венчавшие флагштоки императорской гвардии, были заменены на алюминиевые. Несмотря на то что ювелиры, подобно Кристофлю, использовали алюминий в первую очередь для украшений, так как его относили к числу драгоценных, Наполеон считал самым ценным качеством металла его легкость. Намек на многообещающее будущее можно увидеть в нескольких дошедших до нас вещах, изготовленных из алюминия в ту эпоху, например медалях и театральных биноклях. Но в пору кульминации Промышленной революции, когда чудеса техники творила сталь, неудивительно, что потенциал алюминия был признан совсем немногими.

В своей «Теории праздного класса» Торстейн Веблен выбирает алюминиевую и серебряную ложки в качестве иллюстрации утверждения, что полезность предметов, которые ценятся за красоту, «прежде всего зависит от дороговизны названных предметов». Веблен говорит скорее об общественной полезности, нежели функциональной. Смысл его слов состоит в том, что мы склонны ценить вещи более высоко в том случае, если знаем, что они дороги. В 1890-е гг., когда Веблен писал книгу и когда возникло выражение «престижные расходы», алюминий был уже относительно дешев. Алюминиевая ложка стоила от 10 до 20 центов, серебряная ложка – столько же долларов. Мы знаем, что более легкой алюминиевой ложкой легче и удобнее пользоваться, тем не менее мы предпочитаем серебряную ложку, потому что она «престижна». Незначительный вес, машинное производство и внешняя простота – вот те особенности, которые заставляют нас с презрением отказаться от алюминиевой ложки.

Однако в 1855 г. покровительство Наполеона III привело к прямо противоположным результатам. В течение очень недолгого времени в роскошных залах Лувра искусной обработке подвергался именно алюминий, его восхваляли за необычайную легкость, им восхищались за изысканную и таинственную бледность. Император, правда, не собирался надолго затягивать подобное положение дел. Его воображение захватила идея о том, что новый металл можно использовать для производства оружия и военного обмундирования, и в 1856 г. Французской Академии наук был представлен первый образец алюминиевого шлема. Собравшиеся там ученые мужи признали его вполне надежным и практичным и, что, возможно, не так существенно, довольно красивым. Но с большим сожалением они вынуждены были констатировать, что он слишком дорог. Пройдет около столетия, прежде чем сбудутся мечты Наполеона о превращении алюминия в практичный металл.