– Ни минуты не сомневаюсь.

– Я не права? Тогда так и скажи. Но сперва вспомни, каково взыскание за ложь в моем доме.

– Я…

– Ты сбежала из единственного места, где ты своя, и готова умереть, лишь бы не возвращаться туда. Не ломай комедию, мне известна вся мерзкая история от и до. И с тех самых пор ты болтаешься по Фейри, бедокуришь, нигде не пускаешь корни. Где же тебе место, если не здесь?

– Я устала от твоих игр и ухожу.

– Показать вам дверь?

– С твоими-то расценками? Вылезем в окно.

Кто-то забарабанил в дверь мотеля кулаком. БАМБАМБАМБАМ!

– Открывайте! Такова воля Ее Отсутствующего Величества!

И Кошка открыла:

– Привет, Ворон.

Трикстер неторопливо вошла в комнату и стащила с себя мокрый дождевик.

– Ого. Вот это гроза. Ты выходила сегодня? Да уж, Кошка, умеешь ты выбрать выходной. Эй, Эсме, угадай-ка, что у меня есть? Смотри – будем делать с’моры[127].

– Ура-а-а!

Со всеми положенными церемониями они втроем поджарили с’моры на общественном гриле под навесом с подветренной стороны мотеля. Потом Ворон достала пакетики с растворимым лимонадом «Кул-эйд», и они добавили столь необходимую красную прядь в остатки ее волос, а волосы Эсме поочередно красили во все цвета радуги, пока той наконец не надоело. Тогда девочка потребовала какую-нибудь историю. Кошка рассказала «Луна никогда не глупит», и «Из хороших божьих коровок получаются хорошие соседи», и «Сказку про короля, который был тупее вареного яйца, и о троих его сыновьях, которые были еще тупее, хоть в это и трудно поверить». Когда после всего этого Эсме в очередной раз громко потребовала продолжения, Кошка беспомощно оглянулась на Ворон. Та улыбнулась (разумеется, этой своей петушиной улыбкой) и сказала:

– Видимо, теперь моя очередь.

Она уселась на кровати, скрестив ноги, и начертила пальцем против сердца крестик, обозначающий правду.

– Опуская всяческие утомительные подробности и никому не нужную предысторию, вот она я – в брогах, аскотском галстуке с бриллиантовой булавкой и костюме-тройке от «Брукс бразерс», торчу, как гвоздь, посреди нудистского пляжа. Разумеется, вход только для мужчин, и вдобавок все поголовно чистокровки, в чьих жилах течет исключительно ихор. Боги упаси, если существо женского пола узрит их причиндалы. Одежки караулят тролли в ливреях! В общем, анальная ретентивность в полный рост. А автомобили стоят себе с ключами в зажигании, в каждом бардачке – наркота на увесистую сумму, и кое-где под торпедами пристегнуты весьма недурственные стволы. Так вот, решив, что я слишком разодета для такого случая, я преспокойненько иду на стоянку и убалтываю «Ягуар XKE», багажник которого набит краденой древнеатлантской керамикой, – ну и похабщина, скажу я вам, – сбежать с…

– История чудесная, – перебила Кошка, – но стоит ли Эсме такое слушать?

– А, да она не против. Ты постоянно забываешь, сколько этой зайке лет. Эй, Эсме! Сумеешь завести машину без ключа?

– Ну да.

– А скрутить косяк? Замутить метамфетаминовую лабораторию? Собрать «калашников» и пульнуть из него?

– Я же просто маленькая девочка, – с негодованием отозвалась Эсме. – Если пульну из автоматического оружия, меня отдачей с ног собьет. Это всем известно.

– Не важно. Раз Эсме желает пользоваться привилегиями маленькой девочки, то и вести себя нужно соответственно.

– Ладно. Вот тебе история, которую ты точно одобришь. Так что сиди тихонько и хотя бы на этот раз не перебивай, лады? – Ворон трижды резко хлопнула в ладоши, как призывающая к тишине профессиональная сказительница. Коснулась лба, губ, сердца и ширинки, подтверждая, что каждое слово в некотором смысле будет правдой. И начала: – Это история о матушке Еве и полисмене.

Раз матушка Ева отправилась в «Тиффани» и украла там кое-какие драгоценности. У нее были деньги, чтобы заплатить, но ей просто не хотелось. Охранники все видели и послали за полисменом.

Когда полисмен хотел арестовать матушку Еву, он повел себя неосторожно, и Ева украла у него пистолет. А потом заставила раздеться догола. Сама она разделась до белья, надела полицейскую форму и забрала оружие. Села в полицейский автомобиль и принялась разъезжать по нью-йоркским улицам со включенной сиреной, издеваясь по рации над своими преследователями.

Вскоре эта игра ей наскучила. Тогда она завернула в Центральный парк и утопила автомобиль в пруду. И растворилась в толпе так, что никто не понял, куда она девалась. Это матушка Ева умела.

Ночью Ева увидела полисмена, которого ограбила: он сидел в баре в обычной одежде. Очень красивый, но и грустный тоже. Вполне вероятно, из-за нее он лишился работы. Так что Ева присела рядом и промурлыкала ему в ухо: «Пойдем-ка ко мне. У меня есть пара новеньких наручников, которые я еще не испробовала».

Если бы мы жили в другом мире, получше этого, полисмен бы никуда не пошел. Но этот мир сотворила Ева, так что ночь прошла так, как вы и подумали.

Эсме радостно захлопала в ладоши. Ворон встала и поклонилась, улыбаясь так, будто только что провернула весьма хитроумный трюк. Кошка вынуждена была признать, что в некотором роде так оно и было.

– Эсме? – обратилась она к девочке. – Иди в главный вестибюль, купи нам какой-нибудь газировки. Если у них сладости есть, можешь взять сколько хочешь. Скажи, пусть запишут на мой счет. Не поверят тебе – пусть в номер позвонят.

– У меня дождевика нет.

– Можешь у Ворон взять. Он большой и здорово болтается, тебе будет весело.

Как только за Эсме закрылась дверь, Кошка сказала:

– Каждый раз, как ты начинаешь мне нравиться, ты берешь и откалываешь что-нибудь подобное. Почему так? Как ты узнала про матушку Еву? Это же просто выдуманный Хелен персонаж.

– Правда? Ну, может, и так. Что касается того, откуда мне о ней известно, тебя же выслеживали по всей Эвропе, забыла? Группа дознавателей опросила каждого бродяжку, которого только смогла отыскать, из того железнодорожного лагеря, да еще кентавров, которые там все разнесли. Ты знала, что бука на тебя запал? Слышала бы ты, как он нам заливал про то, что вы вдвоем якобы вытворяли.

– «Нам» заливал?

– Ну да, я была в той группе. Работаю на «Заговорщиков» и получаю у них жалованье – точно как ты тогда в Каркассоне.

Кошка сидела с застывшим лицом и просчитывала возможности – так быстро и тщательно, как только могла. От ее внимания не ускользнуло, что Ворон не спросила, кто такая Хелен.

– Так… ты все еще на них работаешь?

– Нет! Я ж тебе говорила: мы на одной стороне. Я сменила их штатного гонителя, чтобы собрать на тебя досье. – Ворон вскинула ладони, будто обращаясь с мольбой к некой невидимой власти предержащей. – Никто и никогда не верит ни единому моему слову! Какая ирония, ведь я всегда и во всем права.