Стайн перевела дух. Достала пластиковую бутылку с синей этикеткой «ЗГС», разлила по стаканам воду. Залпом выпила.

– А вы? – продолжала психолог. – Вас отправляли искать рэнитов – а что вышло?

Прошин пожал плечами. Глотнул водицы – в горле и впрямь пересохло.

– Вас втемную использовали – я так поняла.

– Ну да, – кивнул Иван. – Мухин так прямо и сказал.

– Плавать так учили, да? Лодку на середину реки и как щенка в воду – барахтайся, – сказала Стайн. – Вот вы и барахтались.

– В общем, да, – протянул Прошин. – Но меня же учили…

– Чему вас учили? – переспросила миссис Стайн. – Воевать?

– Ну, военная кафедра у нас тоже была…

– И вы себя воякой почувствовали?

– Ну… нет.

– Вот, – психолог подняла палец. – Вас бросили одного выживать на чужую планету – уж как мы, люди, умеем быть чужими друг дружке, не мне вам рассказывать. Вы выжили. Получили уникальный опыт. Мухин преподавать не предлагал?

– Работать предлагал.

– На «Циолковском»?

– Нет, в безопасности.

– Вы отказались?

– Да пошел он…

– Прямо так и отказались?

– Ну, нет… Мухин – это Мухин, ему хамить… Себе дороже. Это он мне обещал послать на Марс, говно месить.

Миссис Стайн тонко улыбнулась.

– Простите, – спохватился Прошин.

Женщина минуту разглядывала его, откинувшись на спинку кресла. Подалась вперед. Сказала:

– Бунт Катерины – помните «Грозу»?

Иван неопределенно кивнул.

– Командировка на Холт задала слишком серьезную задачу для вас, Иван, – сказала миссис Стайн. – События сплелись в гордиев узел, и Мухин не предложил вам разрубить его, не предложил сильного решения проблемы, а по сути сказал: «Оставь так». Я говорила о своем чутье на людей, так вот, ваши поступки вполне могут определяться таким же чутьем – решение глубинных противоречий, родившихся в вас из-за Холта, лежит где-то в будущем. Решение есть, просто неизвестно когда и неизвестно где. Это и мучает.

– Так что же делать?

– Ждать. Пока я считаю, что вы сделали все возможное, чтобы приблизиться к решению проблемы. Ждать и догонять – ничего нового, а? – Стайн улыбнулась. – Так вот, когда вы увидите путь к решению – не зевайте. Тут вам понадобится вся ваша подготовка.

Домой Прошин мог добраться двумя путями. Самый простой – пройти по гаревым дорожкам, пересекающимся под прямыми углами, сходящимся у магазинов или небольших площадей, с фонтанчиками питьевой воды и дыхательными автоматами; ноги сами шагали по ним в изгибающуюся кверху панораму домов, домиков и коттеджей, мимо зарослей вьющихся растений, обвивавших столбы с маркерами разметки, терминалами НИС-панелей, секциями гидропонных стеков и ящичками ИЗ. За шестьдесят три года существования станции вьюнок обзавелся немаленькими стволами и, если его не стричь, занял бы все пространство между жилыми помещениями, и в дома бы прорвался, по миллиметру в год вскрывая керамические стены. Прошин видел такое в соседнем коттедже, когда пришла его очередь выходить на субботник в помощь гидропоникам.

А можно было свернуть с проторенной тропы, нырнуть под зелень побегов и, топча травку, сквозь которую отблескивала смолой полимерная почва, утвердившаяся на кремниевой оболочке станции, прогуляться мимо уютных сквериков со скамеечками и фонарями, затянутыми все той же зарослью, ныряя при этом под мостики воздушных переходов с ажурными перилами и такими же фонарями, приветствовать людей, отдыхавших на веранде своего коттеджа или игравших в мяч на площадке. Если постараться и не обращать внимания на горящие сквозь зеленое марево маркеры или на то и дело торчавший из зарослей экран НИС-панели, на минутку или даже на часок можно представить, что ты на старушке-Земле, а не внутри модуля космической станции «Циолковский». Повышенное содержание кислорода в атмосфере, насыщенное ультрафиолетовое освещение станции заставляют дышать полной грудью, заставляют активнее работать мозг, активнее выделяются эндорфины, улучшая настроение. Гравитация в семьдесят процентов от привычной земной дарит телу особую легкость. Хочется не идти, а бежать вприпрыжку, не говорить, а петь, сами собой разглаживаются морщины, заживают раны на сердце, и любая рутинная работа выполняется с энтузиазмом, творчески, и каждый выходной – праздник, который хочется разделить с друзьями.

Прошин свернул на тропинку. Ноги, обутые в легкие туфли, топтали травку, тут же расправлявшуюся вослед, руки отодвигали свисавшие над тропинкой ветви, и приходилось то нагибаться, то буквально ужом виться, чтобы зацветшая лиана не обдала пыльцой рубашку или брюки – шорты с майкой на прием к миссис Стайн Прошин надевать постеснялся. Навстречу попадались люди. На узкой тропинке пришлось разминуться с Яном Кейни, новоиспеченным кандидатом наук, тяжелой походкой возвращавшимся с вахты. Кейни даже не поднял серое от усталости лицо. На скамейке в скверике прильнули друг к дружке влюбленные, на спортивной площадке парни пинали мяч, здесь же замерли над шахматной доской игроки, окруженные сонмом советчиков. Над спортгородком господствовала станция монорельса, сама напоминавшая вагончик. AR-метка обещала пятиминутное ожидание состава, и Прошин свернул было к лестнице, ведущей на станцию – ее ступеньки и увитые плющом перила начинались от угла футбольного поля, как неожиданно раздавшийся крик без малого двадцати луженых глоток заставил его замереть на месте и оглянуться, проверяя маркеры безопасности.

Кто-то из игроков, забывшись, сделал «свечку». От сильнейшего удара ногой мяч взмыл вверх и, выйдя из зоны действия центробежной силы, развитой вращением настила жилого отсека станции, отправился в свободный полет. Шахматисты задрали головы. Мяч летел, на глазах превращаясь в темную точку на фоне легкой дымки, иногда собиравшейся в самые настоящие облака, клубившиеся на полукилометровой высоте и закрывавшие рубку управления – громадную каплевидную конструкцию с множеством иллюминаторов, двумя ажурными балками опиравшуюся на стенки жилого модуля.

– Гол, – сказал один из шахматистов.

– До рубки долетит, как считаешь? – спросил второй.

– По идее, может. Сообщить, что ли…

– Да ребята, вон, звонят уже. Твой ход, – и игроки вернулись к своему занятию.

Футболисты и правда спешили сообщить о происшествии – кто-то, раздельно выговаривая слова, говорил в телефон: «Да, мяч. Ну, Сережа перестарался, запустил первый искусственный спутник. Не первый?.. Ну, хорошо».

Прошин заспешил по ступенькам – AR-метка показывала прибытие поезда. Прозрачные стены станции (AR-метка III – негерметичное помещение), светлый перрон со скамеечками, дыхательный автомат с промаркированными меткой дополненной реальности загубниками и ячейками со спреем. Сквозь голубоватое стекло павильона плывет серебристо-белое тело рубки, похожее на имперский истребитель из старых фильмов. Состав из четырех вагонов обтекаемой формы, на каждом AR-метка II – герметичный отсек. Еще есть метка I – герметичный автономный отсек, это специальные убежища, куда укрывается персонал станции во время трансфера, в случае тревоги учебной или, упаси господь, настоящей. Мелодичный сигнал, остановка. Маршрут никто не объявляет, развернутая метка дополненной реальности сообщает скорость состава относительно тела станции, состояние атмосферы, последние распоряжения руководства (красный маркер – общая тревога, желтый – учебная, зеленый, как сейчас, – особых указаний по режиму нет). Разгоняться здесь особо негде, станция каждые пятьсот метров на три с половиной километра пути, Прошину и выходить-то было на следующей остановке, просто неспешная прогулка под сенью деревьев оставляла наедине с самим собой, что предполагало либо бесплодное самоедство, либо судорожные поиски какого-либо выхода из нынешнего положения – столь же бесплодные. Поездка с видом на домики, утопающие в зелени, на громадину рубки, словно тектоническими процессами воздвигнутую над бренным миром, позволяла отвлечься от самосозерцания, вновь осознать себя частью целого, частью великой работы, что ежеминутно свершалась во имя человечества.