– Нет, евреи.

– Евреи одно, – сказала она твердо, – Моссад другое.

– А ты хто?

– Еврейка из Моссада, – отрезала она ехидно.

Яков знаками рулит своими орлами, они молча исчезают в темноте, Эсфирь пошла за мной тихая и неслышная, словно отправилась кур воровать, на лбу сложное сооружение для ночного видения…

На стоянке в двухстах метрах от главных ворот два мощных грузовика от «Сименса», бульдозер и мелкая строительная техника, тоже сложная, но лично мне больше всего нравятся эти чудовищные грузовики. На этом этапе хай-тека именно они воплощают в себе всю мощь прогресса. Они же первыми перешли на автоводителей, и вообще в их конструкции не меньше новинок сегодняшнего дня, чем в танках, но танки где-то там, а грузовики постоянно разъезжают между городами, всем своим видом демонстрируют, что мощь прогресса неоспорима.

Она буркнула за спиной:

– Темно…

– Чем ночь темней, – сказал я наставительно, – тем ярче звезды трансгуманизма.

Она посмотрела на меня непонимающими глазами.

– Что-что? Ах, ты о своем сингуляризме… С такой жизнью ни до какого трансгуманизма не доживешь…

– Трансгуманизм уже наступил, – заверил я. – Местами и не везде, а теперь шагаем в сингулярность бодро и смело, хоть и боимся.

– Это как?

– Амбивалентно, – сообщил я. – Мы люди или просто человеки?

– Да иди ты…

– Здесь замри, – велел я, Эсфирь послушно плюхнулась на все еще горячий после жаркого дня песок холма. – Понаблюдаем отсюда… Один глаз зажмурь.

Она прошептала:

– Зачем?

– Ты так смешнее, – пояснил я.

– Скотина!.. Смешки ему!

– Для серьезного ученого, – ответил я, – вся эта беготня и стрельба в самом деле смешновата. Нам бы науку двигать, серьезные беседы вести при свете лампы с шелковым абажуром, а я в чем копаюсь?.. Но вообще-то один глаз в самом деле зажмурь. Кутузов был одноглазым, Нельсон, Даян… Видимо, в одноглазости что-то есть, как думаешь? Или инстинктишь?

Она с недоверием и надеждой смотрела, как я вытащил из сумки планшет и вывел на экран спутниковый снимок здания, где быстро и точно начал отмечать стилусом точки на концах крыши.

– Это что? Там стрелки?

– Видеокамеры, – пояснил я, – высокого разрешения… Надеюсь, у Ястреба есть засекающие их приборы? Да, здесь мышь не пробежит незамеченной. Парадная дверь укреплена, однако есть еще две: для кухонных нужд и подсобное помещение с инвентарем.

– Через какое можно попасть в дом?

– Через любое, – ответил я.

– Не хами, – ответила она. – Я же не говорю о вообще, а как попасть не под конвоем.

– Тогда через парадную, – ответил я.

– А со стороны стен?

– Колючая проволока, – сказал я. – Что смотришь?.. Защита от скота. Здесь часто гонят стада. Умные да хитрые не прочь почесать рога об угол. Ты бы точно чесала…

– Ты что мелешь?

– Но ты же умная!

Она поморщилась.

– Иди ты со своими русскими комплиментами. Ребята ждут твоего сигнала, не забыл?

– Подожди здесь, – велел я. – Нет, лучше спустимся, оттуда ближе.

Она двинулась за мной послушная, как коза с базара. Особняк уже опасно близко, Эсфирь вертит головой, стараясь увидеть затаившихся бойцов Ястреба, но вижу их пока только я.

– Жди, – велел я.

Для нее я исчез в темноте, даже очки ночного видения не помогают, но уже через три минуты она подпрыгнула от рева приближающегося военного грузовика Дропсайд.

Американцы создали настоящего монстра, почти бронетранспортер, хотя грузовик официально разрабатывался для перевозки сыпучих грузов в условиях песчаных бурь на Ближнем Востоке.

Я высунулся, помахал рукой. Эсфирь вскочила, я распахнул для нее широкую массивную дверь.

– Ты… чего? – спросила она потрясенно.

– На всякого мудреца довольно простоты, – пояснил я, – как сказал великий классик. А я не люблю хитрости. Будем по-мужски. Прямо и с опущенным забралом из-за угла. Стреляй всех, пока не доберемся до Хиггинса.

– А его будешь допрашивать?

– Недолго, – заверил я. – Но вряд ли он здесь.

– Знаю, – ответила она, – но так хотелось…

Мотор взревел, грузовик набрал скорость, с треском ударил в ворота. Во все стороны брызнули щепки, осколки камня. Я крутнул баранку, заодно, слегка задев, снес и караульную будку.

Высунув руку из окна, я сделал несколько выстрелов, убирая успевшую выскочить охрану. Возле здания, уже у самой двери, что на кухню, резко крутнул баранку и нажал на тормоза.

Грузовик пошел юзом, Эсфирь выскочила, рывком распахнула дверь, но, отпихнув ее, первым вбежал я.

Она вскрикнула возмущенно, я понесся вверх по лестнице, хотя обширная кухня внизу, а эта лестница для шеф-повара, что ходит докладывать хозяину об успехах и выслушивать его ценные советы, что и как приготовить.

Слышу по топоту копытец, как Эсфирь почти не отстает, но смотреть за нею некогда, нужно видеть, что на экранах наблюдения за домом, в нем уже начался переполох, но пока вижу только испуг, никто еще ничего не понял, нужно пользоваться…

Снаружи раздались частые выстрелы, это люди Якова Кельми убирают охрану, что неизбежно ринется в дом и ударит нам в спину.

На втором этаже я выстрелил еще дважды, второй оказался не охранником, а как раз поваром, да хрен с ним, сопутствующие потери, не надо было идти работать к мафиози.

Эсфирь догнала, слышу по стуку ее каблуков. Я сказал быстро, не поворачивая головы:

– Можешь зачистить этаж… Но если хочешь…

– Я пойду наверх!

– Только за мной, – отрезал я. – Хвостиком.

Она вскрикнула:

– С чего вдруг?

– Я самец, – сообщил я гордо.

И, не дожидаясь, когда скажет что-то дико ласковое, побежал на третий этаж. Там все еще суматоха, но двое с автоматами в руках метнулись в нашу сторону.

Я подпустил ближе, пистолет в моей ладони дернулся дважды. Оба рухнули с простреленными головами, я толчком распахнул дверь. Эсфирь вскочила за мной следом и тут же направила ствол пистолета в их сторону, а я бросился к кабинету Хайдира.

Камера показывает, что он сам вытащил из ящика стола пистолет, хороший армейский пистолет системы «вальтер», а высокий крепкий мужчина рядом с ним, то ли помощник, то ли адвокат, нагнулся и взял из тайного ящика под столом автомат.

Оба напряженно прислушиваются к шуму по эту сторону двери, Хайдир наконец что-то резко сказал по переговорнику.