нахмурилась. Почувствовав надвигающуюся грозу, Оливия поспешила миролюбиво спросить:

— Неужели нет никаких предпосылок для возникновения волны-убийцы? Что говорят об этом ученые, капитан Уолрик?

— Ученые? — презрительно повторил тот. — А что они могут сказать, miss Оливия? Плетут что-то про область пониженного давления и волны, которые движутся с одинаковой скоростью. Или о ветре, дующем в одном направлении более двенадцати часов подряд. Но меня не обманешь! Я точно знаю, что виною всему морские эльфы.

— Капитан Уолрик, держите язык за зубами! — потребовала Скотти, окончательно выведенная из себя. — Вы пьяны и болтаете невесть что!

Но обиженный старый моряк проигнорировал это заявление. Как и саму Скотти. Он демонстративно обращался только к Оливии.

— Вы только вспомните, miss Оливия, на каком острове мы с вами находимся! Ведь Эйлин-Мор, пока люди не построили на нем маяк, испокон веков принадлежал эльфам. Все об этом знали и никого это не удивляло. Так что удивительного в том, что мстительные эльфы сводят старые счеты с людьми, вызывая гигантскую волну в океане?

Оливия не знала, что ответить. Капитан Уолрик лишь подтверждал ее догадки, но ей не нравились выводы, к которым он приходил. От них пахло не только виски, выпитым старым моряком, но и инстинктивным предубеждением людей против эльфов, которое когда-то помешало ее бабушке выйти замуж и быть счастливой. Оливия не хотела повторить судьбу Лиз. Но и аргументов, которые могли бы переубедить старого моряка, она не находила.

А тот, войдя в раж, продолжал рассуждать заплетающимся языком:

— Да если бы я владел островом, а у меня его отняли… Подобно тому, как бессовестные грабители отнимают в подворотне кошелек у бедного загулявшего матроса, сошедшего на берег после многомесячного плавания… Я был бы способен еще и не на такое. Уж поверьте, miss Оливия!

Внезапно за спиной капитана Уолрика раздался звук разбитой чашки. Он невольно обернулся и встретился взглядом со Скотти, из рук которой чашка выпала. И старый моряк уже не смог отвести своих глаз от мрачной бездны, открывшейся ему в глазах Скотти. Эта бездна затягивала его, лишала собственной воли и диктовала свою. Подчиняясь ей, мужчина покорно поднялся со скамьи, дошел до порога, открыл дверь и вышел, не произнеся ни слова.

Оливия с немым изумлением смотрела на Скотти. А та, заметив ее взгляд, быстро опустила свои глаза и сказала:

— Капитану Уолрику необходимо проветриться. Виски затуманило ему разум. Это моя вина. Я не рассчитала дозу. Шотландский чай очень опасный напиток. Простите меня, miss Оливия. И, если можно, не говорите об этом маленьком происшествии повелителю Фергюсу.

— Разумеется, Скотти, — ответила Оливия. — Вы могли бы и не предупреждать меня об этом.

Скотти благодарно улыбнулась. Пораженная достоинством, которое проявлялось в каждом слове и жесте девушки, она уже не обращалась с Оливией покровительственно, как в начале знакомства. Старушка поняла, почему сам повелитель Фергюс был так предупредительно-вежлив с Оливией, несмотря на то, что явно питал к ней нежные отеческие чувства. В жилах девушки текла кровь, которая не позволяла никому забываться в ее присутствии. Кровь древних английских королей. Скотти никогда не жила в королевских замках, она провела свою жизнь на маяках, по соседству с простыми людьми. И поэтому сейчас она иногда терялась, общаясь с Оливией. Но эта девушка была ей по сердцу. А, главное, она была достойна стать женой внука Фергюса и продлить его не менее древний в мире духов природы род.

— Вы хотите отдохнуть, miss Оливия? — спросила Скотти. — Я провожу вас в вашу комнату.

— Откровенно говоря, я хотела бы немного прогуляться по острову, Скотти. Вы не возражаете?

— Вы можете делать все, что пожелаете, miss Оливия. Меня предупредил об этом повелитель Фергюс. Только не забирайтесь на скалы. Это опасно. Они мокрые и скользкие. Один из прошлых смотрителей маяка разбился, упав со скалы. Он был француз и любил на ее вершине мечтать по вечерам, глядя на закаты.

— А еще он был любовником Скотти, — неожиданно подал голос Аластер, о котором все забыли. Слепой художник наложил очередной мазок на холст и добавил: — Поэтому бедняжка до сих пор не может его забыть.

— Не говори глупостей, Аластер, — смутившись, ответила Скотти. — Это только твое необузданное ревнивое воображение.

— Она думала, что я ничего не знаю, — спокойно заметил Аластер. — Но она ошибалась. Как ошибается и сейчас. Да, я ничего не вижу, но с тех пор, как я ослеп, мой слух обострился. — Аластер окунул кисть в краску и, занеся ее над картиной, задумчиво произнес: — Впрочем, когда я увлекаюсь, рисуя, то не вижу и не слышу ничего. Окружающий мир перестает для меня существовать. Это хорошо для семейной жизни, не правда ли, miss Оливия?

Оливия, смущенная не менее старушки, ничего не ответила и поспешила выйти за дверь.

Глава 3

Хмурые тучи низко нависли над островом. С моря дул холодный ветер. Оливия зябко поежилась и подумала, не вернуться ли ей в дом. Но все-таки решила немного прогуляться по берегу. Она чувствовала себя неловко рядом со Скотти и Аластером. Они были какими-то… необычными. Девушка не сразу нашла подходящее слово. И дело было даже не в их манере общения и привычках. Многие люди в течение своей жизни обзаводятся привычками, которые кажутся окружающим странными, а ведут себя и вовсе несуразно или нелепо. Но от этого они не перестают быть людьми, скорее наоборот, становятся более человечными. А Скотти и Аластер, чудилось Оливии, словно не были, а только старались казаться людьми. Это ощущение нереальности происходящего, которое возникало у нее каждый раз, когда она встречалась с этими старичками, пугало Оливию. И тяготило ее.

Но одновременно она начинала лучше понимать Альфа. Он вырос на этом острове, рядом с этими существами. И это, несомненно, наложило на него свой отпечаток. Остается только удивляться тому, что сам он не стал походить на них. Хотя иногда и проскальзывало нечто необычное — в его взгляде, голосе, жестах, отношении к жизни.

Впрочем, именно за это Оливия его и любила. Альф был необыкновенным, не таким, как мужчины, которых она встречала раньше. Совсем не таким.

Интересно, а каким будет ребенок, которого она собирается от него родить?

При этой мысли Оливия радостно улыбнулась. И все плохое мгновенно забылось. Она прислушалась — не почувствует ли внутри себя другую, уже зародившуюся жизнь? Но что-либо понять мешал гул морского прибоя. И протяжные жалостливые крики олуш, парящих над морем. Оливия решила продолжить эксперимент ночью, когда ей никто и ничто не будет мешать. Она погрозила олушам кулаком и насмешливо прокричала:

— Мир