— Спасибо тебе за все, — сказала Дэзи своей матери.

— Не за что.

— Хотелось бы мне, чтобы ты рассказала, что чувствуешь на самом деле.

— Я… Дэзи, я не могу, потому что не знаю, что чувствую. Из твоей ситуации нет простого выхода.

— Ты забеременела в девятнадцать, вышла замуж за папу и родила меня. Ты сожалеешь об этом? Это было ошибкой? А Макс? А последние восемнадцать лет?

— Конечно нет. Твое рождение — это самое прекрасное и самое трудное, что было в моей жизни. Юридический факультет, судебные дела — все это не идет ни в какое сравнение с тем, как я укладывала тебя спать, как заботилась о тебе. И единственный, кто помогал мне выстоять, был твой отец… мой союзник, мой муж, он всегда был рядом, чтобы мне помочь.

— Но сейчас вы в разводе, и нам всем плохо.

— Просто наши жизни изменились. Нам не плохо.

«Говори за себя, — подумала Дэзи. — Лично мне плохо».

Мама погладила ее по руке.

— Я не жалею ни о чем, что случилось за последние восемнадцать лет, — сказала она. — Мы счастливая семья, но твой отец и я перестали… быть счастливы вместе. Такое случается. — Она помолчала. — Возможно, тебе стоит подумать о разговоре с Логаном…

— Ни за что. — Решение далось ей легко. Дэзи представила, как приходит к Логану О’Доннеллу и рассказывает ему о ребенке. Они с Логаном воспитывают ребенка — это же смешно. У Логана огромное самомнение, опасная страсть к пиву и еще чему похуже. Жить с ним — все равно что растить сразу двух детей, один из которых ведет себя просто отвратительно.

Еще Дэзи много и тяжело обдумывала идею растить ребенка самой. Для молодой матери-одиночки без высшего образования и какого бы то ни было навыка работы это станет нелегким испытанием. Соцработник ясно дал понять, что это непростой выбор. Растить ребенка одной означало не иметь рядом человека, который может помочь, не иметь достаточно денег, чтобы сводить концы с концами, не иметь плеча, на которое можно опереться в тяжелые минуты. Матери-одиночке, даже при наличии любящей семьи, как у Дэзи, в конечном счете не на кого положиться, кроме самой себя. Этот вариант пугал Дэзи больше всего. Она боялась не справиться с ребенком, нечаянно причинить ему вред своей неумелостью, боялась, что ни в чем не повинный ребенок станет жертвой ее глупости. И да, она была эгоистичной. Дэзи понимала, что с рождением ребенка ее молодость закончится. Она была не готова бросать жизнь, полную свободы и приключений, когда можно ходить на концерты, гулять ночи напролет, повидать мир и, возможно, стать известным фотографом.

В клинике, на удивление уютной, расположенной в нескольких кварталах от госпиталя, Дэзи прошла еще одну консультацию. Ей рассказали, чего ожидать, как именно будут развиваться события. Через двадцать четыре часа она больше не будет беременной. Она будет… пустой. Потом она начнет мучительно думать, правильно поступила или нет. Дэзи вспомнила о Соннет, чья мама столкнулась с той же дилеммой. И о своей кузине Дженни, которая никогда бы не родилась, если бы ее случайно забеременевшая мать решила от нее избавиться. Процедура закончится, и она уже будет не в силах что-либо изменить. Осознание этого заставило Дэзи содрогнуться.

Комната ожидания была заполнена наполовину. Одна женщина, словно пристыженная, смотрела в пол. Другая откинулась на спинку стула и выглядела больной и отчаявшейся. Третья показалась Дэзи безумной. Две девушки, моложе Дэзи, очень похожие внешне, наверняка приходились друг другу сестрами. Они сидели вместе, шептались и хихикали. Возможно, из-за того, что нервничали. Дэзи не могла представить, что хоть с кем-то заговорит. Насколько она знала, о таких вещах невозможно мирно беседовать.

Необходимо было заполнить анкету и расписаться в документе, где указывалось, что пациентка согласна пойти на риск и не будет винить клинику в случае осложнений после операции. Подобные формулировки привели Дэзи в ужас. Мама погладила ее по спине, как она всегда делала, когда Дэзи была маленькой.

— Все будет хорошо. Я посмотрела статистику. Риск неприятных последствий ниже, чем риск родить ребенка до срока.

Дэзи кивнула, отчаянно желая получить хоть какой-нибудь знак свыше, который подскажет ей, что делать. Но знака не было, и только медленно тянулись бесконечные минуты. Мама ждала вместе с Дэзи. И вот назвали ее имя. Мать и дочь одновременно поднялись и обняли друг друга.

— Я люблю тебя, детка, — прошептала мама.

— До скорого, — ответила Дэзи.

— Я буду ждать тебя здесь.

— Хорошо. — Дэзи отступила назад, глубоко вздохнула и вошла в открытую дверь.

Грег сновал взад-вперед. Он удивлялся, как это в полу не образовалась вмятина от его бесконечного хождения. Да где же они?

Грег слышал, как в соседней комнате трещал телевизор: кто-то вел диалог, прерываемый смехом людей в студии. Макс как раз был в том возрасте, когда не делаешь различий и смотришь по телевизору все подряд.

По непонятной причине Грегу хотелось рыдать. Он должен немедленно успокоиться. Дэзи приедет домой уже не беременной, и все вернется на свои места.

Не то чтобы это что-то сильно изменит, подумал Грег, слушая, как из соседней комнаты доносится реклама средства от грибка ногтей. В середине своей жизни Грег начинал ее заново. Только теперь у него не было глупости, свойственной молодым, не было энергии и наивности — всего того, что толкает вперед. Теперь он погрузился в однообразные хлопоты о детях и работе. И в проклятое одиночество, пронзающее все его естество, когда он по ночам лежал и смотрел в потолок.

Грег точно знал, что не может жить один. Он не перенесет одиночества. Софи порой высказывала свои умозаключения: как младший ребенок в семье, Грег не привык оставаться наедине с самим собой.

Софи, Софи, Софи. Она любила делать умозаключения. Она была адвокатом. Хорошим адвокатом.

Грег достал из кармана бумажник и нашел в нем визитку Нины Романо. На ней было изображено водяное колесо — символ города — и Нина Романо, мэр. Три телефонных номера и адрес электронной почты. Грег перевернул визитку и увидел выведенную рукой Нины фразу: «Добро пожаловать!» Интересно, она делала это для всех новоприбывших или он, Грег, чем-то отличался от них?

Звук двигателя заставил Грега вздрогнуть, и он поспешно убрал визитку. Потом распахнул дверь и выбежал на улицу.

— Все в порядке? — спросил он, как только Софи покинула водительское сиденье арендованной машины.

Софи кивнула. Губы сжаты в нитку, на лице печаль.

— Она в порядке.

Грег почувствовал облегчение, и его руки задрожали. Он открыл дверцу пассажирского сиденья и оттуда выбралась Дэзи. Она выглядела на удивление хорошо, румянец на щеках, сияющие глаза.

— Давай я помогу тебе добраться до дома, — предложил Грег.

— Подожди, — ответила Дэзи. — Мне нужно тебе кое-что сказать.