На первом же счёте за спиной что-то рухнуло, загремело, разбилось, и я не выдержала. Рванула к дорожке так, как будто в доме был не мой ментор, а самый лютый в мире зверь. Лихорадочное волнение подгоняло меня посильнее шквального ветра, подхватывающего снежные вихри. Лицо кололо ледяными иглами, ноги подгибались, но я неслась вперёд, не разбирая дороги. За что он так со мной? Я ведь и правда — не хотела…

Остановилась только посредине облачного моста. Не знаю, почему я пришла именно сюда, а не в бестиатриум. Возможно, боялась встретить кого-то по пути — не хотелось, чтобы меня видели такую: растрёпанную, потерянную, дрожащую.

Метель буйствовала даже здесь. Тысячи снежинок белыми комарами проносились сквозь резные каменные ограждения, оседали пушистыми коронами на потухшие шарики фонарей.

Я спряталась от колючей стихии в библиотечной башне, но спускаться вниз не стала. Скрутила спутанные волосы в жгут, накинула капюшон, чтобы случайные студенты не узнали меня со спины. Оперлась о подоконник под круговыми окнами и тяжело вздохнула. Идти мне было некуда.

Бледное солнце уже перевалило небесный пик и клонилось к вершине Сомнидракотуля. Ровно год назад, в девятый день от Красной Луны, на раскалённом драконьем вулкане я дала клятву мейлори. Приняла своего ментора, которого на тот момент считала чудовищем. Теперь же я слепым щенком льнула к теплу этого чудовища, до последней крохи слизывая с мужских ладоней скупую заботу, и мечтала о большем. В ответ он только хмурился, прогонял меня, не подпускал к себе близко.

За спиной мелькнул какой-то студент, затормозил ненадолго и сразу же нырнул в книжное пекло. Меня обдало сквозняком, и пара прядей выбились. Лёгкий аромат напомнил мне о мужских пальцах в моих волосах, о легких касаниях… Я покрепче вцепилась в холодный камень.

Джеру нравилось. Я ведь видела: ему и правда нравилось! И мне нравилось. Я хотела, чтобы это продолжалось. Почему же моё тело, моё непослушное, слишком быстрое, глупое тело среагировало быстрее желания?… Почему каждый раз, когда наступал момент острой нежности я ощетинивалась в ответ колючим ежом, пугалась потревоженной пташкой и пряталась в раковину, как улитка?!

Костяшки пальцев, обхватывающих подоконник, побелели от злости. Я бы выломала кусок камня, если б у меня хватило сил. Способностью крушить я обладала превосходно. Потому что весь год, с тех самых пор, как у меня появился ментор, я только и занималась тем, что училась сражаться, противостоять судьбе, сеять вражду и уничтожать. Училась у него же. Но это было так… грубо!

Ноготь зашуршал по заиндевевшему стеклу, вышкрябывая корявые буквы имени. Я обвела его в романтический символ, как делали девушки на скучных занятиях магистра Айро. Криво усмехнулась… глупость. Я не знала, как нужно проявлять свою нежность. Устало подула на наивное творчество, потёрла рукавом. В подтаявшей проплешине показались вершины гор, почти неразличимые за белой пеленой. Ранний снег беспорядочно парил над академией, взлетал, кружил, забивался в каменные щели. Далеко внизу колыхались маковки сосен — тёмные пушистые точки, качающиеся под скорбную песню метели.

Я мечтала, чтобы Джер воспринимал меня не только, как мейлори. Но в действительности не могла представить себе даже его поцелуя. Каково это — трогать губами твёрдый мужской рот? Свободно отдаваться во власть другого человека? Ощущать себя в его руках не напакостившим котёнком, а возлюбленной? Я со злостью выплюнула прилипший к губам волосок. Ответов на эти вопросы у меня не было. Но где-то в глубине сознания появилась надежда найти их у того, кто наверняка знал эти ответы. Эти и многие, многие, многие другие простые ответы о такой сложной человеческой природе.

* * *

В закатном солнце огромный пузырь крыши Церемониального Зала казался половинкой яблока. Недозрелого, но уже зарумянившегося с подсвеченного бока. Метель прекратилась, и оранжевые лучи свободно пробивались сквозь редкие тучи, делая корку снега похожей на позолоту. Вся осенняя растительность скрылась под пушистой пеленой, и только ёлки торчали бесформенными снеговиками вдоль ещё не расчищенных дорожек.

Куиджи важно ходил у высоких ворот, заложив руки за спину. За ним тянулась вереница следов, и снег ритмично похрустывал от шагов ментального мага. Развесёлый Нед чертил палкой неприличные символы на гладком белоснежном полотне, а Мона я вообще заметила не сразу — целитель спрятался за высоким сугробом, нежно обнимая ящик со склянками.

— …таким обг’азом, я пг’ишёл к выводу, что магия икша сг’одни ментальной, и я смогу г’азобг’аться в её пг’инципах, — донеслось до меня, когда я подошла совсем близко.

Остановилась у святилища Девейны. Высокая башня храма со змеёй и чашей над входом открывала божественный ряд святилищ, окружающих Церемониальный Зал, поэтому располагалась ближе всех к воротам. Я прислонилась плечом к плотной кладке. Запах ритуальной амбры защекотал нос, и я зажала его пальцами, чтобы не чихнуть. Увлечённые друг другом студенты меня даже не заметили.

— Нед, а тебе не показалось, что яд с головной части туловища токсичнее, чем с конечностей? — Мон сдвинул брови, перебирая свои склянки. Большая часть была пустой. — Молодые особи имеют более или менее ядовитую кровь?

Студент Лоза говорил тихо, смешно оттопыривая верхнюю губу с редким светлым пушком. Он сидел прямо на снегу и был так увлечён своим ящиком, что не заметил, как накидка не большом животе разъехалась, обнажив золотистые пуговки форменного жилета.

— Мне показалось только то, что они хотят меня сожрать, — Нед плюнул через плечо. — Но ты можешь предложить им вопросный лист прежде, чем они разделают тебя на рагу.

Куиджи захохотал, и даже Мон сверкнул своей щербинкой между белоснежных зубов.

— Почему-то мне кажется, что вы замышляете какую-то дурость, — дала я знать о своём присутствии. — Прямо перед взорами богов!

— Юна! — обрадовался Куиджи. — Наконец-то! Солнце ског’о сядет, а мы ещё даже не начинали!

Мон с готовностью поднялся, звякнув ящиком, а Нед глянул на меня с таким невинным и непричастным видом, что я убедилась совершенно точно: дело нечисто. Комдор отвёл глаза и с преувеличенным интересом вернулся к рисованию.

— Не стыдно перед богиней за свои художества? — кивнула я на характерные изображения прямо позади святилища, понятные и без сопутствующих надписей.

Глянула строго, надеясь, что Комдор поймёт: я уже чувствую неладное в его поведении.

— Так она там, — неопределённо махнул рукой Нед то ли на святилище, то ли на небеса. — Ей оттуда невидно.

— Мы все оголены пред взором Девейны, — серьёзно напомнил Мон. — И дела наши, и помыслы, и грёзы.

Целитель сжал белый тиаль и поклонился башне, но сразу же стушевался, затоптался на месте. Свежий снег звонко захрустел.

— Мой взор пока не видит ваших помыслов, но зато задница прекрасно чувствует подвох, — я потёрла замерзающие ладони. — Куиджи, ты говорил о сюрпризе?

— Да! — нашёлся ментальный маг. — Г’азумеется. Идёмте!