святости последнего переносится на первого: вместо того чтобы обращаться за помощью или с выражением почтения к умершему святому, народ начинает обращаться к живому.

К памятникам святых идут дервиши из разных орденов – накшбанди, бедави, хальветти, джагрие и др. Поселившиеся при них обыкновенно носят звание шейха, имеют при себе одного или двух мюридов, которые живут при них в качестве слуг и питаются они их духовною пищею. Шейх наставляет их или в течение всей своей жизни, и в таком случае кого-либо из них назначает своим преемником, или же до поры до времени, а затем отпускает их на все четыре стороны; себе же ищет другого мюрида.

Нельзя сказать, чтобы жизнь бдителей-дервишей отличалась в этом моменте чем-либо существенно особенным от жизни всех дервишей вообще: и они, как и все, продолжают совершать свои обычные религиозные обряды; и они употребляют те же средства во влиянии на народ, что и постоянно живущие на одном месте дервиши. Но все-таки, благодаря особенному положению, жизнь их имеет и свои некоторые отличия. Чтобы познакомиться с жизнью бдителей-дервишей, лучше всего воспроизвести здесь одну, хотя и длинную, но в высшей степени характеристичную историю о действительной жизни бдителей-дервишей, чрезвычайно искусно и с большим юмором изображенную пером Джона Брауна. Из нее как нельзя лучше можно познакомиться и с отличительными чертами в жизни дервишей, охраняющих памятники святых, и с влиянием их на народные массы, и с суевериями и верованиями мусульманских народов и самих дервишей, и, наконец, с тем, до чего могут исказить религиозное чувство последних принципы дервишского учения в связи с исламом.

Мне, – пишет Джон Браун, – рассказывали забавную историю про одного шейха, жившего близ одного из обширнейших городов Малой Азии, который в течение многих лет бдел над памятником умершего дервиша-святого; ему прислуживал мюрид, которому тот сообщал свое духовное знание. Шейх владел обширною репутациею за благочестие, спиритуалистическую силу и влияние и, следовательно, был часто посещаем и крестьянами и соседней знатью, особенно женщинами. Тюрбе (мавзолей) над могилой был видным предметом и имел в себе два или три небольших отделения, в которых жили шейх и его ученик и которые служили приютом для всякого странствующего дервиша… Лампада висела в головах могилы, и она всегда зажигалась ночью и даже в известные дни, например, в день рождения умершего и по пятницам, когда всего естественнее можно было ожидать посетителей шейха с целью предложить ему равные пожертвования, испросить у него молитв и благословений и вознести молитвы над прахом умершего святого. Окна небольшого мавзолея буквально были покрыты лоскутками тряпок, прикрепляемых сюда многими лицами, которые делали обеты, или «незр» святому; и почтение, оказываемое живому и умершему святым, доставляло хороший доход шейху и его смиренному мюриду. Шейх в течение многих лет владел приличным ослом, на котором он ездил с визитами к своим друзьям, живущим в соседстве, и небольшая часть почтения, изливаемого на его господина, доставалась на долю и этого смиренного животного. Что до мюрида, то он хорошо знал свои дела по тюрбе. Он носил шапку ордена своего шейха, хотя остальной костюм его состоял из лохмотьев вследствие продолжительной носки… А сам шейх носил полный костюм своего ордена, и даже прибавил к нему зеленый тюрбан, который указывал в нем потомка Мухаммеда, чрез его единственную дочь Фатиму и ее мужа Али, двоюродного брата и зятя пророка… этот тюрбан делал его сеидом… и доставлял ему еще более прав на народное почтение, хотя он владел и необходимым сенед (генеалогическим списком) для поддержания своего происхождения от такого почетного источника, в случае если бы кто вздумал спросить его об этом; но никто не осмеливался сделать этого, а тем более подвергнуть сомнению этот вопрос в отношении к шейху, который проводил целые дни и даже множество ночей в молитвах над священным памятником дервиша, коего имя и добрые черты были описаны в эпитафии над его головой.

Ученик, которого звали Али, не был особенно замечателен по своему разуму, но в отношении благочестия и знания обязанностей своего положения невозможно было найти в нем никакого недостатка. Он постепенно усвоил тихую и спокойную внешность благочестивого дервиша и постоянно владел достоинством такого поведения, которое совершенно очаровывало умы посетителей тюрбе. Было предсказано, что через несколько дней он, наверное, будет великим шейхом, и судьба, казалось, сильно подвигала его вперед в этом направлении. О происхождении и отечестве его, равно как и шейха, было весьма мало известно; но это имеет мало значения для дервиша, ищущего не какой-либо другой славы, а только той, которая приобретается собственными духовными силами и личной репутацией. Шейх был его непосредственным духовным наставником, или муршидом, и всем знанием, каким Али владел, он обязан устному наставлению, полученному от шейха. От шейха он принял бийят; он проводил долгие ночи в молитве и размышлении, а видения его были исправно доносимы и толкуемы шейхом к великому удовольствию и поощрению ученика. Пришло наконец время, когда, согласно правилам ордена, ученик должен был предпринять путешествие с целью посетить разные священные памятники, рассеянные по магометанским странам, и продолжать свои странствования даже до памятников пророка и Каабы или до гробниц в Кербеле, где покоится прах внуков Мухаммеда – Хасана и Хусейна – и других жертв жестоких похитителей халифата по смерти четвертого халифа Али. В одну пятницу вечером, после того как все посетители разошлись по домам, шейх и его ученик остались совершенно одни в тюрбе, первый возобновил разговор, на который и прежде при удобном случае слегка намекал, – разговор о необходимости для последнего предпринять путешествие. В это время решено было с согласия обоих, что на следующий день, в субботу, молодой мюрид должен начать свое путешествие. «Я наставлял тебя с великим старанием, – сказал шейх, – и научил всему, чтб необходимо знать для тебя, и твое дальнейшее пребывание здесь не только не полезно для тебя, но и вредно для твоей будущности. Как ты хорошо знаешь, я владею ничтожным количеством мирских благ, но и из того, что я имею, ты получишь обильную долю. Теперь ты сделался уже мужем и способен совершать свой путь в мире, а чрез свои благочестивые обращения к щедрым и богатым людям ты всегда можешь получить помощь, в какой будешь нуждаться. На следующее утро я приготовлюсь снарядить тебя в длинное и тягостное путешествие и излить на тебя свое благословение». Такая доброта глубоко тронула сердце и ум молодого Али и так сильно подействовала на него, что вместо всякого ответа он благоговейно поцеловал руку шейха и удалился размышлять о своем