Учитесь у Бога любви, – говорит Иисус. И не просто «учитесь любви», а «будьте совершенны». Совершенство – это прежде всего совершенство в искусстве любви. А совершенным быть, конечно, очень трудно. Почему любить врагов, благословлять проклинающих, благотворить ненавидящим и молиться за обижающих – это признак совершенства?

Д: Потому что это полная свобода и никакой зависимости.

А: Потому что для того, чтобы быть на это способным, необходимо прежде всего освободиться от всякого изъяна внутри себя. Качество эмоций – тот критерий, который (если конечно не слепо доверяться эмоциям, а критически оценивать их содержание в качестве критерия) не обманет. Бывают, конечно такие варианты, о которых Рита упоминала в начале, и к сожалению, не так уж редко: человек может настолько пропитаться враньем, что, пылая лютой ненавистью ко всему, он будет уверять вас в глубочайшей любви – и тоже ко всему. К глубокому сожалению, человеческая природа так устроена, что она способна на самые невероятные выверты. Однако сами по себе эмоции не обманывают. И если мы хотя бы чуть-чуть свободны от лжи и не впали в этот безумный самообман (а это уже практически безумие, хотя очень много людей в нем живут, в том числе и исповедующие православие), то шанс довериться сердцу и через него отыскать истину всегда будет нам дарован в той или иной форме.

Д: Мне, кажется, что как раз среди православных много тех, кто обольщается самообманом по поводу любви, вероятно, в силу того, что все воспринималось очень догматично.

А: Да. Хотя вдумчивый и мыслящий последователь и в рамках ортодоксальной литературы найдет массу возможностей избежать этого самообмана. Но таких немного.

Д: Мне кажется, что человек должен быть не столько думающим, сколько сердечным.

А: Да, Даша а почему у православных верующих так же много этой нечестности, как и у любых других людей?

Д: Потому что учение неправильно понято.

А: А почему неправильно понято? Ведь правильных толкований было огромное количество, но почему-то их не слушали – вот в чем парадокс.

Д: Потому что честное следование учению требует осознанных усилий над собой, которые делать не хочется.

А: Последователи православия очень часто мыслят неправильно и понимают неправильно православные основы, превращая их в догматы, именно из-за страха понять их неправильно. Это становится возможным через запрет на свободную мысль. Такое свободное и, следовательно, как правильно говорит Дарья, сердечное осмысление учения возможно только тогда, когда нет спазма страха перед тем, чтобы размышлять – вольнодумствовать! – а этот страх в православии очень силен. Есть религии, где он еще сильнее – например, в иудаизме или тем более, в католицизме: там любое отступление от догмата объявлялось ересью и каралось костром. Но если вдуматься, этот страх перед осмыслением порождает мертвую догму, которая противна самой сущности христианства. Вот как тут быть? Это сложнейший вопрос, чреватый опасностями с обеих сторон: ведь если никакого страха не иметь, то можно извратить как угодно любое учение. Чему, опять же, в истории примеров немало. Значит, возникает вопрос о статусе и иерархии страхов: чего мы боимся?

Д: А как же «нравственный закон внутри нас»?

А: Нравственный закон? Десять заповедей: не убий, не укради – свято соблюдаются, исповедь исправно посещается…

Д: Не, – живой внутренний закон?

А: Страх убивает все живое.

Д: Все-таки страх. А страх эговому сознанию, получается, присущ изначально.

А: А эго вообще соткано из страха. Это его основа основ – страх. Мы все время чего-то боимся: боимся что-то увидеть в себе, боимся что-то увидеть в другом – такое, из-за чего что-то придется увидеть в себе. Эго основано на стремлении быть безупречным вопреки реальности и на сознательной целеустремленной лжи самому себе: чем больше мы лжем, тем с большим ожесточением эту ложь защищаем. Как по этому поводу сказал Фридрих Ницше: «Человек – это зверь с красными щеками, и вся история человечества – это стыд, стыд, стыд»[40]. Можно перефразировать: вся история человечества – это вранье, вранье, вранье. Сплошное вранье.

Д: Как еще мир стоит?

А: Как говорят тексты Священного писания, пока есть еще хотя бы один праведник, до тех пор мир стоит. А когда не станет ни одного – наступит конец света, потому что тогда Господу вся наша суета станет абсолютно не нужна.

М: Учитывая все, что происходит в мире, мне кажется, что немногие праведные дышат уже через раз.

А: Это действительно так – настоящих праведников в этом мире осталось немного. Хорошо, что они еще есть, а не то мы бы все уже на Страшном Суде как свечи горели.

В: У меня возник вопрос. Мы пришли к тому, что совершенство изначально присутствует в нас, и человек, поступая тем или иным образом, соотносится с ним. Получается, что это совершенство должно быть абсолютным – вне времени, вне социальных обусловленностей. Как они связаны: человек как продукт, рожденный в определенную эпоху, и совершенство, которое – абсолютно? Как преломляется или искажается это совершенство?

А: Ответ надо искать в себе. Чего тебе не хватает для того, чтобы дойти до этого совершенства и оттуда, с его высоты, все понять?

В речах Христа можно встретить такое выражение: «забота века сего» (Мф. 13.22). Это то, что вкупе с обольщением богатства мешает нам слышать Слово Божие и отвлекает от взращивания в себе духовности. Но «забота века сего» – это, на мой взгляд, не просто забитость сознания мирскими попечениями. Ее следует рассматривать шире – как всю совокупность наших сансарных блоков, зажимов и зависимостей. Понимаешь, почему, Вероника?

В: Потому что она сиюминутная?

А: Давай посмотрим, что такое совершенство в тебе? Вот ты часто очень торопишься, рассказывая, частишь, не думая о собеседнике. Стоит мне только сказать тебе: «Вероника, обрати внимание на темп речи», – и ты сразу все понимаешь: и как ты спешишь, и почему с такой скоростью говоришь, и как в этом проявляется твое неуважение к себе, заискивание перед слушателями, страх, что тебя оборвут и скажут что-нибудь вроде: «Все, хватит. Неинтересно тебя слушать». Тебе ведь нужно совсем немного, чтобы ты это все почувствовала. А почему?

В: Потому что я это о себе знаю.

А: Да. Знание этого в тебе есть. Это знание и есть то совершенство, которое присутствует в тебе, но тобой не является. Тебе, чтобы до него дойти, нужно проделать огромный путь, огромную внутреннюю работу. Но если бы его в тебе не было, то ты в принципе не знала бы, куда идти и как ее делать, и никуда не дошла бы. То, что это знание находится в тебе, вовсе не значит, что оно твое. Да, оно в тебе есть, но попробуй достань его. А что этому мешает? Те самые искажения, напластования, наложенные на нас этой самой заботой. Почему ты так торопишься? Потому что где-то когда-то кто-то проявил нетерпение, слушая тебя, может быть, когда ты была еще очень маленькой, – и ты подчинилась той заботе того века, подчинилась, не осознав этого и не заметив. А подчинение это имеет интересное свойство: один раз подчинишься, потом сто лет спины не разогнешь, не выпрямишься.