длинной черной одежде.

Иуда почувствовал его сильный взгляд за спиной, обернулся но солнце ярко ударило в глаза, ослепляя до слез.

Прондопул чуть улыбнулся и двинулся за холм.

Иуда зажмурился, козырьком ладони прикрыл глаза, а когда открыл вновь, уловил над холмом туманную дымку.

Домоправитель едва не загнал коня. Его зад превратился в кровавую мозоль. Перед нужным селением, затерявшимся среди скудных растительностью холмов, пустил коня шагом. Разгоряченный, тот фыркал и дрожал, но повиновался.

Высоко в небе кружил стервятник, высматривая жертву.

У крайнего дома Хуза натянул повод. Во дворе, обнесенным низким каменным забором, копошилась жена хозяина в старенькой сизой тунике под полосатым покрывалом, накинутым одновременно на голову. На вопрос Хузы о бродячей женщине молча показала на другой конец селения. Он пошевелил поводьями, подковы лошади подняли с земли пыль.

Домики по сторонам хмуро горбились, стояли унылые и незаметные.

Вскоре Хуза услыхал крики людей, слегка подстегнул коня. В середине селения перед крыльцом синагоги гурьба прихожан распаляла себя ором. Домоправитель заметил в середине толпы съежившуюся женщину в потрепанной одежде. В груди екнуло: это была Иоанна. Ее он узнал бы в любых одеждах. Женщина испуганно тыркалась между злыми лицами, втягивала голову в плечи, выкрикивала что-то, еще сильнее озлобляя толпу.

Хуза неуклюже выкарабкался из седла, слез с лошади. Враскорячку ступил на землю, морщась и кряхтя от боли. Но под ложечкой радостно засосало: не зря отдал десять сребреников. Не обманул бродяга, далеко пойдет, не потеряется в толпе. Такой необходим в нынешнее время сильным мира сего. Без таких не обойтись. Такие везде нужны. Может, и ему он пригодится еще. Хоть и скользкий, за монеты продаст любого, да где теперь других сыскать, все погрязли в дерьме.

Муж язвительно наблюдал за женой. Запаршивела, похудела, отмывать неделю нужно. Эдакую никогда не взял бы в жены, не та, что была раньше. Тут не дворец, где сидела на всем готовом. Тут нет служанок, чтобы купать в благовониях, облизывать, укутывать, класть спать. Там только сплетни собирала по углам да наряды придумывала. А здесь по шее достается, того гляди сейчас толпа за камни возьмется. Хуза усмехнулся. Иоанну толкнули в спину. Обозленный селянин сорвал с ее головы накидку и рванул за волосы. Второй подпрыгнул и протянул палкой вдоль спины. Женщина пискнула от удара и кинулась бежать. Селяне качнулись следом, но преследовать не стали, поплевались раздраженно и долго утихомиривались.

Хуза взял под уздцы коня и пошаркал за женой.

Она не оглядывалась, спешила скорее убраться от синагоги. В ушах долго стоял угрожающий шум толпы. Не сразу уловила за спиной глухой стук копыт. Напуганно оглянулась, и глаза полезли из орбит. Кого угодно сейчас могла бы представить, только не Хузу. Оцепенела на миг. Ноги подогнулись, словно кости потеряли прочность. Зловеще потянуло холодом от странной деревянной походки мужа. Почуяла, надо бежать от Хузы еще быстрее, чем от толпы селян. Но ноги не слушались.

Лошадь фыркнула, мотнула головой, толкнула Хузу в спину, и он невольно подался вперед:

– Не надоело шляться по дорогам со всяким отребьям? Мало мозолей набила? Смотреть на тебя тошно.

– Это с тобой мне было тошно, – огрызнулась Иоанна, бегая глазами по домам селения и понимая, что оттуда помощь не придет.

– Ну да? – насмешливо хмыкнул Хуза. – То-то я не вижу перед собой свою жену, какая в богатых одеждах кружила по дворцу. Смотрю, драная нищенка подаяния собирает.

– Тебе-то что? Ты не поймешь. У меня другой смысл в жизни. – Мышцы были напряжены до дрожи в теле.

– Смысл любой жизни в одном, – оборвал он со злостью, – чтобы не тебя палкой оттягивали вдоль спины, а ты! – Умолк, погладил лошадь по шее, приказал. – Садись, пока тут не искалечили.

Она попятилась, непонятное чувство опасности возрастало:

– Зачем ты приехал? – спросила, продолжая пятиться.

– Ты царю понадобилась, – весомо выдал Хуза. – Сам бы я с места не двинулся. Мне ты уже не нужна.

– Царю? – не поверила Иоанна, однако прямой взгляд Хузы не лукавил, и ей пришлось поверить. – Для чего? – удивилась с придыханием. Это известие выбивало из колеи, ибо не хотела возвращаться во дворец. Но отказать царю было немыслимо, это значило лишиться головы.

– Спросишь у него, – буркнул Хуза: он и сам хотел бы знать ответ на этот вопрос. На душе сделалось паршиво от незнания замыслов тетрарха, точно царедворец ощутил лезвие меча на своем горле.

Иоанна вдруг сорвалась с места и метнулась от Хузы. Хотя понимала, что это глупо, что улизнуть невозможно.

Он усмешливо глядел, как ее ноги путались в длинных полах. Неторопливо, без суеты забрался в седло и медленно поехал следом. Ждал, когда она выдохнется.

И она после долгого бега выдохлась. Далеко за селением перешла на плетущийся шаг, потом обмякла и присела на корточки. Икры саднили, дыхание захлебывалось, со лба стекали капли пота.

Хуза подъехал.

Иоанна отчаянно собралась с силами и сызнова рванулась бежать. Ноги гудели, каменистая дорога била по подошвам сандалий, будто по тонкому папирусу. Сердце лихорадочно колотилось, ноги все больше тяжелели, передвигать ими было невыносимо трудно.

Хуза настиг, спрыгнул на землю и, не говоря ни слова, сграбастал Иоанну под мышки. Перебросил через холку лошади. Потом, уже в седле, крепко прижал локтями и пустил лошадь в бег.

Иоанна моталась головой вниз, сильно билась животом, вдыхая пыль из-под копыт. Перед глазами плыла муть, душа ныла от унижения, вскипала ненависть к Хузе. Ведь она не бродячая шлюха, чтобы ее бросали на холку. Следовало Хузе напомнить, что она из влиятельного знатного рода. Иначе Ирод Антипа вряд ли бы вспомнил о ней.

И она закричала на Хузу, угрожая царской расправой за его изворотливые обманы тетрарха. Надеялась испугать, чтобы отступился. И испугала. Это было именно то, чего домоправитель больше всего боялся. Хуза застучал зубами.

Однако его реакция получилась противоположной той, на какую рассчитывала женщина. Хуза не освободил ее, наоборот, пустил коня вскачь.

Тогда она сделала отчаянный рывок, какого Хуза не ожидал, и не удержал ее. Иоанна соскользнула вниз, сильно ударилась о землю, покатилась, прибавляя ссадины и царапины, но в горячке не почувствовала боли. Вскочила, одежда в клочьях, схватила камень.

Он натянул повод и повернул коня:

– Противишься воле царя? – спросил громко и враждебно. – Отказываешься ехать во дворец?

Она крепче сжала камень:

– Я не верю тебе! – На грязном лице пересохшие губы заметно побледнели.

– Наплевать мне на твою веру! – свирепо процедил домоправитель, лошадью оттесняя Иоанну с дороги.

Женщина отступала, запинаясь и приседая. Лошадь фыркала и задирала голову. Хуза люто сверкал