Кроме того, в качестве отдыха и мозговой разрядки Кирилл Голомёдов, уже готовясь отойти ко сну, составил лист социологического опроса, где на условиях полной анонимности жителям Славина предлагалось ответить на пять вопросов.

Роль «социологов», учитывая ограниченный бюджет, получили наиболее безропотные и запуганные сотрудники аппарата городской Думы. Харитон Ильич лично раздал «добровольцам» опросные листы и отправил в массы. Активность новообращенных социологов он простимулировал устным обещанием лишить квартальной премии всех, кто опросит менее 300 человек за день. Он приказал скрупулезно фиксировать все ответы и даже припугнул аппаратчиков внезапными анонимными проверками.

Не смотря на всю строгость и требования скрупулезности, автору опроса Голомёдову было глубоко наплевать на то, какой процент опрошенных ответит на заданные вопросы утвердительно, какой – отрицательно, а какой и вовсе затруднится ответить. Главной задачей «социологов» было донести до обывателя крайне сомнительный характер претензий Болдырева, Дрисвятова и Хохловцевой на власть, чтоб Харитон Ильич на этом фоне выглядел шоколадным зайчиком.

Одним словом, и Кириллу было, чем похвастать перед Василием во время перекура. Но их встреча была окончена безо всякой бравады и лишнего самодовольства, поскольку самая главная проблема пока оставалась без решения – памятник до сих пор не был найден.

Казалось, после исчезновения статуи еще более плохих новостей быть уже не может. Но Фортуна, как известно, очень изобретательная дама по этой части.

– Тут из Градостроительного комитета звонили, и из Управления главного архитектора… – сообщил Кирилл Василию вымученно-равнодушным голосом. – Отказывают в разрешении на установку памятника на привокзальной площади. Говорят, губернатор на них сильно давит. Административный ресурс в действии…

Василий пожал плечами и улыбнулся:

– Не переживай! Все равно пока ставить нечего!

Не смотря на фальшивый оптимизм, в его голосе проскочили тревожные нотки. Заканчивался третий день сентября. До выборов оставалась неделя. До годовщины Бородинской битвы – ровно четверо суток.

По прогнозам синоптиков на Славин уже вторую неделю надвигались дожди. Но, вероятно, Солнце не утруждало себя изучением прогнозов и потому продолжало жарить во всю ивановскую. Впрочем, это уже не был энтузиазм сотрудника, только что принятого на работу. Все чаще светило относилось к своим обязанностям с ленцой профессионала и давно уже перестало по вечерам задерживаться на рабочем месте, чтобы посветить чуточку подольше. Теплые сумерки пикировали на город, словно стая серых галок, и быстро превращались в непроглядно черные ночи.

Вениамин Брыков рассеянно глядел из окна своего кабинета на каштаны под окном и в очередной раз спрашивал себя, что не так? Утром, еще даже не проснувшись, он ощутил смутно знакомое предчувствие. Что-то вроде похмелья, отбивающего аппетит и нагоняющего тоску. Впрочем, со спиртным Вениамин Сергеевич в последние годы был сдержан. Свое здоровье он расходовал экономно, желая как можно дольше наслаждаться богатством и заслуженным уважением земляков.

Позавтракал меценат совершенно без аппетита, скорее, из чувства долга перед своим желудком. По дороге в свой офис он нет-нет, а ощущал уколы неясной тревоги, объяснить которую не мог. Жить мешала какая-то мелочь – незначительная, но настырная, как камень в ботинке. Это был дискомфорт, сравнимый с прогулкой по шпалам. Вроде, путь прямой и широкий – проложен до самого горизонта. А не разгонишься: если наступать на каждую шпалу, придется шагать слишком часто, если перешагивать через одну – длины ног не хватит. Вроде, ерунда, а нервы выматывает.