не то ткань, не то порванная кожа. Голова отца безвольно свешивалась на грудь. Сделав шаг, он упал на руки Анжело.

Томми вдруг понял, что его плечо сжимают стальные пальцы Марио.

— Ты никуда не пойдешь, — сказал тот сквозь зубы. — У тебя десять минут до номера.

— Марио, это же мой папа! Он ранен, он, может, умирает…

— А мне наплевать. Пусть хоть половина штата вымрет, но ты должен быть на аппарате через десять минут! Шевелись!

Марио подкрепил слова грубым толчком, и Томми, спотыкаясь, поспешил к стоянке. В грузовик он вошел с пересохшим ртом, чувствуя, как все вокруг плывет.

Внутри его окружили знакомые запахи: металл, влажная одежда, канифоль, пот — но теперь они казались странными, чужими, и в животе от них поднималась тошнота. Обувь и топ Марио уже приготовил. Томми вытащил трико, машинально проверил ярлычок на поясе — то оказались трико Анжело. Он взял другие — угадал. До мальчика начало доходить: лежи его отец мертвым на полу клетки, все равно пришлось бы влезать в эти трико и быть на аппарате через восемь минут.

Томми надел одну штанину, потом, дрожа, прислонился к стене. Во рту поселился отвратительный привкус. В этот момент он ненавидел Марио, тихо натягивающего трико на голые ноги.

Парень обернулся и смерил его яростным взглядом.

— Если собрался блевать, ступай наружу да побыстрее. Пошевеливайся, чтоб тебя! Они постараются затянуть мото-шоу на пару минут, но надо торопиться.

Давай же, черт возьми!

Сердце по-прежнему словно сжимал крепкий кулак, но дрожь исчезла, сменившись холодным гневом. Поджав губы, Томми снова схватился за трико. В грузовик влетел Анжело, на ходу расстегивая рубашку. В один момент он скинул брюки и дернул трико. Штанины переплелись, он с проклятием наклонился их распутать. Ладони Томми были влажные. Он тщательно их вытер, протер спиртом и снова вытер. Анжело, справившись с трико, протянул руки.

— Мэтт, кинь ленту. Томми, твой отец жив… Забрали в больницу в Альбукерке. Его придется штопать, но он будет в порядке. Закрепи.

Марио резко указал локтем, и Томми заторопился к ящику за клейкой лентой. На руке Анжело зиял длинный кровавый потек.

— Хочешь, я буду сегодня ловить? — предложил Марио.

— Все нормально. Заклей получше.

Томми стоял рядом, пока Марио аккуратными витками накладывал пластырь на предплечье Анжело. В их работе все время что-то случалось. У него самого и дня не проходило без растяжения, синяка или ожога. А однажды его локоть болел, не переставая, два месяца подряд.

Но когти… ленты окровавленной одежды… или окровавленной плоти…

— Томми, проклятье, соберись! — рявкнул Анжело. — Давай руки.

— Прости, — глухо выговорил Томми. — У тебя кровь на лице.

— Мэтт, кинь полотенце. Том, сожми кулаки, а то будет резать, когда схватишься за перекладину, — напомнил Анжело.

Закончив, он сунул Томми моток ткани.

— Вот, забинтуй Мэтту больное запястье, а я принесу накидки.

Томми молча повиновался. Где-то на середине процедуры Марио вскинул глаза.

— Черт, полегче! Слишком туго!

— Извини…

Голос начал дрожать.

Марио кинул на него взбешенный взгляд. У линии волос бусинами выступил пот.

— Тебе что, хорошего пинка дать?

— Перестань, — сказал Анжело. — Не кричи на него, Мэтт.

— Не кричать? Том, либо ты немедленно возьмешь себя в руки, либо я тебе врежу! Ты слышишь меня? У тебя песок в волосах, — он достал собственную расческу и провел ей по голове мальчика.

В грузовик запрыгнул Папаша Тони. Будучи одним из весьма немногих артистов, свободных от дополнительных обязанностей в первом отделении, он успел переодеться. Молниеносным движением Папаша Тони схватил накидку.

— Идемте… мы опаздываем.

В этот же момент в дверном проеме показалась голова клоуна.

— Сантелли? Готовы?

Папаша Тони гордо выпятил подбородок.

— Сантелли всегда готовы. Andiamo, ragazzi.

Марио взял Томми под локоть и потащил к выходу. Сквозь заволокший мысли туман мальчик чуял нечто неистовое, эмоциональное в том, как они шли на этот раз — все вместе, рядом. Сантелли всегда готовы. Впервые Томми ощутил слабый призрак осознания, что у него номер — прямо сейчас, невзирая ни на что.

Понимание это проведет его через все жизненные невзгоды, трагедии и даже смерти.

Сантелли всегда готовы. И он был одним из них. Вздернув подбородок, Томми шагал рядом с Марио, стараясь двигаться с той же спокойной надменностью.

Оркестр заиграл вступление, свет прожектора выхватил их на краю манежа, и Томми сделал глубокий вдох. Машинально поднеся пальцы к шее, с проблеском удивления нащупал маленький значок. И когда только успел снять его с воротника свитера? Огни слепили глаза. Потом Томми стоял на мостике рядом с

Марио, и в животе все переворачивалось, но это было знакомое ощущение.

Перекладина оказалась очень реальной — твердая, тяжелая. Затем пришла реальность запястий Марио, обернутых белым, тонких строп ловиторок, в которых раскачивались Анжело и Папаша Тони, собственного тела, взлетающего все выше. Все остальное оставалось туманным и далеким, мир сузился до линии полета, бритвенно-острой грани реальности под его парящим телом…

Каким-то образом они отработали номер: финальный барабанный бой, два с половиной сальто, шквал аплодисментов, поклон Марио. Когда Томми оказался на земле, его снова повело.

Уже в грузовике Анжело приказал:

— Вы двое, одевайтесь скорее. Ты поведешь, Мэтт. Боюсь, я не справлюсь.

В дверях появился Джим Ламбет.

— Анжело, как ты?

— Ничего, — коротко бросил Анжело, и Томми с новым приступом ужаса увидел сочащуюся из-под повязки кровь.

— Что случилось? — прошептал он.

— А ты не видел? Он вытащил твоего отца прямо из-под Принца.

— Все нормально, — повторил Анжело. — Но мне понадобится укол от столбняка…

Кошачьи когти всегда ядовиты. Я