Пистолет скользнул в Пространственный карман, а в руку упал клинок. Походя, я резанул себе левую ладонь. Еще десяток секунд боевой пляски. Метнул нож. Рейм присел… тогда я плеснул в лицо парня набравшуюся пригоршню крови. На миг это выбило Временщика из ритма боя. Его ошеломил не столько прием, сколько несвойственный мне, а значит, непрогнозируемый поступок. Конечно, Временщик успел уклониться… но тем подставился. Следующий удар он не успел заблокировать.

Не передать, с каким удовольствием я вмазал Рейму. По лицу. Со всей силы. Ногой. Давно мечтал… Правда, стоит признать, лишь вскользь.

Рейм, пользуясь инерцией удара, крутанулся на месте и разорвал дистанцию сразу на пару метров.

– Осалил… Теперь моя очередь!

Выстрел. Я вздрогнул. Но ствол нацелен не на меня, а в потолок. Оскалился и хотел броситься в новую атаку, как услышал треск. Поднял голову. Несущая балка, и до того трухлявая, после попадания потеряла последние остатки целостности и обрушилась. Бревно проломило подгнивший пол. Спустя секунду, вниз летел дождь дерева, и я вместе с ним. Пробой… неудача! Слишком близко от КБП. Извернуться… Зацепиться… Удар.

Когда мир перестал кружиться и радужные круги ушли из глаз, застонал. Сломана… пожалуй, большая часть возможного. Ноги придавило. Левая рука неестественно вывернута. Что-то разорвало бок, на землю вывалилась смесь потрохов с дерьмом и кровью. Боль такая… что даже не чувствуется. Шок.

Сам же лежал на берегу, в куче отходов у выхода коллектора, чьи стоки сливались в канал. На лицо, покрытое бисеринками горячечного пота, падали первые капли стылой мороси через сквозной пролом в здании.

Рейм находился тут же. Прислонился к одной из свай, держащих здание, был весел и отряхивал штанину. Заметив, как наблюдаю за ним, парень подошел:

– Осален, – смачный шелбан в лоб. Затем, чуть подумав, он окунул палец в кровавую мешанину моего выплеснутого нутра. Волна боли чуть не разорвала меня вместе с криком. А Рейм облизал палец и сквозь какофонию мук я услышал: – Вкусно. Друг мой, с тобой весело. Давай теперь в прятки? Я прячусь. Догоняй, – и подпрыгивающей походкой скрылся во мраке канализации. Хотелось выстрелить в спину гаду, но… не прицелиться!

Через полминуты, не более, в поле зрения показался растрепанный Ундер и еще три Пространственника:

– Господин Светоч, так и знал, что найду вас! – вздрогнул от собственного прозвища. По привычке хотел разозлиться, но тут понял, что в данном случае слова сказаны с уважением. Неожиданно. – Обрушить здание, чтобы привлечь внимание… умно! Но где же Иммунный?

– Убежал, – как ни странно, но говорить удавалось, хоть с каждым словом нутро разрывало, на губах выступала кровавая пена, а в висках стучала кровь. Только работа владеющих силой и без того основана на боли. – Посмотрите! Вон он!

На несколько мгновений удалось создать иллюзию бегущей фигуры, заворачивающей за очередной изгиб берега в паре сотен метров отсюда. Я не солгал. Они сами додумают нужное. При этом усилие и сопровождаемая им боль доконали меня. Тьма поглотила сознание.

Глава 4. Безумие и верность. Часть 6.

Ледяной цветок расцвел в душе. Мгновение – мозг словно парализован. Еще несколько долгих секунд – тело застыло, сведенное судорогой. Лишь сердце натужно гнало кровь, пытаясь заставить жить… а затем, я шумно выдохнул. Все прошло, осталось лишь легкое онемение в членах, словно они слегка запаздывали за мыслями.

Сморгнул. Рука занесена над листком с расчетами. Я за столом в своей квартирке. Раздался стук, судя по дребезжанию, в стекло. Поднял взгляд и установил: в окно скребется белая, со стальным отливом шерстки ласка.

Стоило ее пустить, как зверек злобно на меня зашипел. После взбежал на плечо и безжалостно вцепился в ухо.

– Госпожа Лорн, Рокировка? Думал, полагал, вы не хотите выделяться. Или это Рейм…

– Не волнуйся. Текарий Павлов добился своего. Официальное разрешение на разовую Рокировку. Слишком много погибло Пространственников, гражданских и случилось происшествий. Плюс зачинщика так и не поймали, хотя он находился в прямой видимости… Спасибо.

– Это являлось вашим планом изначально? – в ответ многозначительное молчание. Тогда другие вопросы: – Планы? Дело отнюдь не закончено. Кстати, а где вы?

– Сопровождаю Пространственников. Через три минуты прибывает поезд метро, после коего начались безобразия. Твои сослуживцы готовят на станции ловушку, благо примерный портрет подозреваемого имеется. И я смею тебя просить…

– Чтобы я не позволил встречи, свиданию состоятся? Будет сделано, госпожа Лорн, – запоздало понял, что вновь перешел на «вы», да еще и с новым обращением. Однако лишь усмехнулся и продолжил: – Кажется, я понял, как нужно действовать. Мы будем вас ожидать там, где звери находят укротителей, приют.

– Полагаюсь на тебя.

Первая минута ушла на сборы. При этом размышлял, о том, что Лорн приравнивает спокойствие к счастью. «Джентльмен должен оставаться невозмутимым», – поддерживает ее негласное правило светского общества!

Теперь понимаю – это полнейшая чушь! Спокойствие – промежуток между двумя крайностями, между чувствами. Если слишком долго оставаться спокойным, то душа умирает, ведь зачем мы живем, раз не затем, чтобы чувствовать? Хорошее, плохое, неважно… хотя лучше хорошее. Правда, при выборе между хаосом и пустотой, выбираю хаос чувств – это воплощение жизни! Потому я понимаю Рейма.

К чему я это? В тот момент, когда смерть чешет тебе спинку косой, неожиданно ярко начинаешь чувствовать жизнь. Запал, с которым ты борешься, лучше всяких слов доказывает: полностью спокойны только трупы! Прекрасный пример тому все, с кем встретился Рейм за сегодняшнюю ночь, даже я сам – в перспективе, все мы максимально спокойны и хладнокровны. Потому для борьбы с бурей необходима стихия не меньшей силы.

В начале второй минуты вышел из Пробоя на станции Рыночного Острова. До Бархатного острова оставался перегон. Из-за позднего часа людей немного. Моих коллег подавно не видно: они не знают, где сядет на поезд преступник, и опасаются появлением спугнуть, пробудив память о Ветви. Тем не менее внимание ослаблять нельзя – направление популярно, а поезда прибывают каждые двадцать секунд.

Как Пространственник я не имел необходимости спускаться в подземные вены города, что не мешало восхищаться масштабом проделанной работы. После Опустошающего пожара проект пневмометро стал основополагающим при строительстве Агемо. Станции в центре каждого острова, за исключением Центрального.

Не удержавшись, с восхищением огляделся. Пространство станции сопоставимо с центральной площадью захолустного городка, такого как Тюрк. Тончайшая вязь фресок на торговую тематику покрывает грандиозное помещение, со сводчатым потолком в десяток метров