Пара попыток забастовок среди мастеровых, вызванных антивоенной пропагандой подковерных политиканов, закончилась с личным приездом в Кронштадт императора. После чего действительно имевшие место недоразумения с выплатой жалованья и сверхурочных прекратились, а виновные были наказаны. С этим прекратились и забастовочные поползновения.

Из замечательных событий того времени запомнился салют, данный флотом и фортами в честь блистательной победы «Варяга» и «Корейца» у Чемульпо, имевшей следствием захват «Варягом» у японцев двух броненосных крейсеров, получивших имена «Память Корейца» и «Витязь». Оказывается, наш славный крейсер вовсе не погиб, как все мы до того считали, а пошел на перехват выстроенных в Италии судов и по пути подкараулил. Воспользовавшись тем, что вели их наемные перегонные команды, командир «Варяга» топить их не стал, а взял на абордаж! Подвиг в стиле времен Петра Великого или Федора Ушакова. Подъем душевный на кораблях и в порту был необычайный. Казалось, что силы прямо утроились!

Вокруг наших «пожилых» судов кишел форменный муравейник. Достаточно сказать, что «Николай», как и мы, перешел на бездымный порох, башенные орудия его с новыми замками теоретически получили возможность стрелять в полтора раза чаще. Для своего промежуточного калибра – девятидюймовок – он тоже получил новые замки, позволившие повысить скорострельность, если верить его старарту лейтенанту Курошу, раза в два, а возможно, даже поболее того. Среднюю артиллерию этого броненосца теперь составляли одиннадцать современных шестидюймовых орудий, из них десять французского производства, снятых с Либавской крепости. Пушки эти были с унитарным заряжанием.

Пишу это не в оправдание, но при таком объеме изменений только по артиллерийской части ничего удивительного в том, что плановый срок выхода в море мы пропустили, нет. Первоначально адмирал гнал всех к 25 апреля. Но это оказалось абсолютно нереальным, хотя заводские трудились двумя длинными сменами по одиннадцать часов, а иногда и больше того. У нас затягивались работы по котлам. Замки для пушек «Николая» подали только в третьей декаде апреля. Были свои проблемы и на «Азове».

Крейсер этот, по молодости щегольской броненосный фрегат, лишился своих трех мачт с полным рангоутом и бушприта, равно как и двух старых 203-миллиметровых орудий. Сейчас его вооружение составляют шестнадцать крепостных шестидюймовок Кане со щитами. Две на спонсонах вместо его старых восьмидюймовок, в марте отправленных во Владивосток. Погонная пушка была поднята на полубак, а в корме, после дополнительных подкреплений палубы, появилась такая же ретирадная. На борт получилось девять стволов, даже больше, чем у достраивающегося новейшего «Олега»! Мачты на «Азов» установлены легкие, две точно такие же, как и у нас.

Главной переделкой по корпусу на нем стало снятие бронеплит пояса в оконечностях, примерно на длину метров по пятнадцать-семнадцать. Вместо его старых, толстых и тяжелых сталежелезных плит на их место были поставлены новые, всего три дюйма толщиной, но закаленные по методу Круппа. Под них изготовили «ячеистую» подкладку, по весу не больше старой, позволившую новым плитам встать по месту, составив с оставшимися плитами единый пояс. Оставшаяся же снаружи «впадина» была заделана заподлицо с наружным бортом листовым корабельным железом. Так было сделано потому, что старые плиты имели лекальную форму, чего сделать с новыми прокатными было невозможно. Конечно, новая броня не сможет защитить крейсер от бронебойного снаряда шестидюймовки, но остановит даже более крупный фугас.

Полученная весовая экономия позволила привести в порядок переборки и водоотливную систему, сделать улучшения по артиллерийской части, отремонтировать котлы и установить весьма производительные котельные вентиляторы, без оглядки на изначальную построечную перегрузку корабля. По словам командира «Азова», я оказался свидетелем разговора его с бароном Фитингофом – крейсер сидел теперь в воде даже выше, чем до ремонта, и они вполне серьезно рассчитывают на скорость около 17 узлов.

На «Корнилов» установили десять 45-калиберных шестидюймовок, в том числе погонную и ретирадную, вместо четырнадцати старых; отремонтировали котлы, но главное – увеличили высоту и установили подкрепления водонепроницаемых переборок. Он лишился бушприта и тяжелых рангоутных мачт фрегата, замененных на легкие фок и бизань.

На «Нахимове» ограничились заменой орудий среднего калибра, восьмидюймовки остались в неприкосновенности, получив лишь новые замки. Я слышал от Костенко про идею замены барбетных орудий этого крейсера на девятидюймовки с «Николая», по одной пушке вместо двух в каждую установку, с соответствующим увеличением числа шестидюймовок, но от этого в итоге отказались. Как я понимаю, сроки поджали окончательно.

* * *

В двадцатых числах апреля мы узнали, что из Либавы вышел в Средиземное море наш отряд из трех броненосцев береговой обороны. Местные острословы прозвали эти небольшие корабли «броненосцы, берегами охраняемые». Кое-кто высказывался, что это глупость, бессмыслица, на восток им не дойти и они потонут уже в Бискайском заливе.

Я же слышал от нашего адмирала, командира и штабных мнение иное. Во-первых, это корабли учебно-артиллерийского отряда, по части артиллерии вполне боеспособные, во-вторых, вооруженные мощными дальнобойными десятидюймовками, в-третьих, соединение боевых кораблей в Средиземном море нам сейчас очень нужно, в-четвертых, их экипажи усилены «ростиславцами» с Черного моря, ну и, наконец, повел их один из лучших наших командующих Петр Алексеевич Безобразов, ставший старшим начальником над российскими морскими силами в Средиземном море. А там сейчас разворачивалась интрига по борьбе с контрабандой, по большей части английской, которая потоком текла в Японию через Суэц на нейтральных судах.

На кораблях Безобразова ремонтные работы провели силами либавского порта, в частности, сняли фок-мачты с тяжелыми боевыми марсами, заменив на легкие сигнальные. За счет выигранного от этого веса, а также отказа от части мелкокалиберных пушек, расширили батарею, установив в ней еще пару 120-милиметровых скорострелок, разгородив орудия друг от друга противоосколочными переборками и улучшив углы обстрела всех без исключения стволов батареи.

Сняли с броненосцев береговой обороны и их тяжелые паровые катера, заменив шлюпки стальными с обычными легкими шлюпбалками, новые, стальные же, катера они должны были получить позже. С ними ушли еще несколько пароходов, в том числе «Корея» с боезапасом и грузами для Артура и Владивостока. В самой Либаве сейчас ждут прихода закупаемых в Германии больших судов для переделки во вспомогательные крейсера…

Время нашего выхода неумолимо приближалось. И наконец, после того как «Николай» и мы отстреляли большие орудия, а результаты всех ремонтов и изменений были утверждены комиссией ГМШ и МТК, пополудни 25 мая мы, приняв запасы по штату и погрузившись углем, начали вытягиваться с большого Кронштадского рейда. Неожиданно налетела тучка и окатила нас коротким теплым дождем с грозой. Над фортами перекинулась удивительной красоты радуга. Я слышал, как командир сказал адмиралу: «Что же: дождь в дорогу – значит к удаче…»

Незадолго до нашего ухода государь снова прибыл в Кронштадт, где осмотрел только что приведенный туда броненосец «Орел». За время нашего нахождения в базе Николай Александрович приезжал в порт и на корабли, стоящие в заводе, пять или шесть раз. До войны он не бывал здесь так часто в любой подобный отрезок времени. В один из своих «наездов» он поднялся к нам на борт. Опросив претензии мастеровых и команды «Наварина», он с несколькими лишь офицерами, вместо многочисленной свиты, обстоятельно вникал во все наши проблемы. К сожалению, я в тот день был на Обуховском по своим артиллерийским делам, и возможность быть представленными императору и лично доложить о ходе ремонта представилась нашим младшим артиллерийским офицерам.