– Так, думаю, что на сегодня мой аппетит пропал, – тихо сказала Агнесса и бросила салфетку в тарелку с салатом. Она встала из-за стола и оказалась напротив нас.

Она не произнесла ни слова.

Но я прекрасно понимала, что она сейчас чувствует.

Насколько она обижена и разочарована тем, что мы сделали.

Она откашлялась.

– Я собираюсь пойти прилечь. И прошу меня не беспокоить.

Потом она развернулась и направилась к лестнице.

Гейл уже ушла. Думаю, она покинула поле битвы, когда битва была в самом разгаре.

За столом остался только Майор, который с хрустом ел свой салат.

Подриг выглядел так, словно находился в трансе. Я ощущала его боль, его печаль, страх и чувство вины. То, что мы пытались скрыть, вышло наружу и ранило всех, кто был рядом с нами.

– Он успокоится, ты же знаешь, – к нашему удивлению, вдруг произнес Майор с набитым ртом.

Мы обернулись и посмотрели на него.

– Что? – спросил Подриг слабым голосом.

Майор кивком указал на дверь и проглотил то, что было у него во рту.

– Я про твоего отца. Про Колина. Он успокоится. Просто он немного на тебя обиделся, вот и все, а он всегда отличался взрывным характером. Впрочем, как и ты, Подриг. Со временем он поймет, что ты это сделал ради него. Я в этом уверен. А еще я уверен в том, что вы по-настоящему любите друг друга.

Говоря это, он кивнул мне.

Я слабо улыбнулась.

– Так вы все слышали?

Он нахмурился.

– Что?

– Не важно, – ответила я. – Приятного аппетита.

– Что?

Я просто помахала ему в ответ и увела Подрига в его комнату.

– Я все испортил. Я потерял его, – ошеломленно сказал Подриг, садясь на край кровати. Он посмотрел на меня, и я увидела, что его глаза наполнены слезами. – Он еще не умер, а я уже потерял его. Я действительно самое большое разочарование в его жизни.

Я сама с трудом сдерживала слезы.

– Зато сейчас все узнали правду.

Он кисло улыбнулся, отчего у меня по коже побежали мурашки.

– Не пытайся подбодрить меня, Валери. Не ищи плюсы – их просто нет.

Подриг

На следующее утро атмосфера в доме была просто ледяной.

Было холодно, и не только физически. Было такое ощущение, что любовь и жизнь покинули этот дом. Ощущение стерильности и непрощения.

Валери проснулась в моей кровати. Не думаю, что бабушка будет ругать нас за это: вчера она посмотрела на нас так, словно мы стали для нее чужими. Она очень часто бывает злой, раздражительной и ворчливой, но самое страшное для меня – это ее холодное безразличие.

Оно страшит меня почти так же, как безразличие отца.

Я понимал, что не должен был раскрывать карты, раз уж нам удалось притворяться так долго. Но когда я узнал, что Гейл собирается настучать на нас, то понял, что будет лучше, если правду узнают от меня, а не от нее.

Поэтому я все рассказал.

Не утаив ничего.

Я признался и в том, что врал им, и в том, что долгие годы врал самому себе.

Я врал себе, говоря, что я сильный.

Успешный.

Что я что-то собой представляю.

Но вчера вечером я понял, кто я есть на самом деле.

Я просто испуганный маленький мальчик, которому нужно, чтобы отец его похвалил.

А потом…

Он назвал меня «самым большим разочарованием».

Никогда еще слова не ранили меня так глубоко. Они попали мне прямо в сердце – и останутся там навсегда.

Разочарование.

И он прав.

Так и есть.

Я всю свою жизнь пытался доказать, что чего-то стою. Отец любил охоту с птицами – я тоже заинтересовался охотой. Я знал, что он не смог реализовать свою мечту играть в регби, – я подхватил его мечту и стал играть в регби. Я много тренировался, я старался и стал тем, кем стал. У меня появились деньги, слава и возможности, которых не было у отца. Но это не имело никакого значения. Он все равно не стал гордиться мною.

Я просто не был достаточно хорош.

Лишь в течение последнего месяца он начал немного открываться мне. Когда он разговаривал с Валери, когда видел нас с ней вместе, в его глазах загорался огонек.

Мне было важно, чтобы он поверил в то, что именно это было настоящим. Мне нужно было объяснить ему это, хотя я понимал, что он не будет меня слушать. То, что он видел, то, что он слышал, – все это было правдой. Слова, которые я говорил, когда делал предложение, – правда. Все, что касалось Валери, было правдой. А ложь, которую мы выдумали, не имела никакого значения и сути не меняла.

Правда заключалась в том, что я встретил женщину, с которой хотел провести остаток своей жизни.

И сейчас она лежала в моей кровати и смотрела на меня своим проникновенным взглядом.

Она тоже очень переживает. Она все приняла близко к сердцу – а у нее такое прекрасное сердце. Я знаю, что она очень дорожит отношениями с моим отцом и с бабушкой.

Весь вчерашний вечер мы провели в моей комнате с бутылкой виски. Все, чем мы занимались, – делились шепотом нашими чувствами, обсуждали, что нам делать дальше и как выходить из сложившейся ситуации. Вчера ночью мне все казалось не таким безнадежным, но сегодня утром я в полной мере ощущаю, насколько плачевно мое положение.

– Думаю, мы проспали, – тихо сказала Валери, натягивая одеяло до подбородка.

– Может быть, это и к лучшему.

Господи, если бы я мог, то вообще не просыпался бы в ближайшие дни.

Мы одновременно встали с кровати, оделись и направились в столовую.

На столе ничего не было, как мы и думали. Мы действительно проспали, и нам не придется испытывать неловкость совместного общего завтрака.

В комнате был лишь Майор, который сидел в кресле, попивал чай и читал газету.

– Доброе утро, Майор, – сказал я максимально невозмутимо.

Он, похоже, не услышал меня, а газета закрывала ему обзор.

Я подошел к нему вплотную и встал напротив. Немного наклонив газету, чтобы перевернуть страницу, он увидел меня и от неожиданности подпрыгнул.

– Господи боже мой! – закричал он. – У меня чуть инфаркт не случился из-за тебя.

– Извините, Майор, – сказал я. – Где все?

Он положил газету на колени.

– Где что?

Я наклонился поближе к нему.