Когда я обучалась в Королевской больнице Беркшира в 1950-х годах, там не было никакой реанимации. Моя племянница Джоанна двадцать пять лет спустя проходила обучение в той же больнице, и я спросила ее, как с этим сейчас обстоят дела. Она рассказала:

– Сплошь и рядом, никуда не деться. Каждый день в каждой палате больницы. Рядом с каждой кроватью кнопка экстренного вызова. По краям палаты с полдюжины ящиков для реанимации, а тележка в центре. Если кто-то умирал, медсестры должны были броситься к кровати, нажать кнопку вызова реанимации, отделить верх и низ кровати, положить больного на ровную поверхность без подушек и начать усиленно колотить в грудь, качая грудину вверх и вниз, чтобы запустить сердце, а вторая медсестра в это время делала искусственное дыхание «рот-в-рот», пока не прибудет бригада. Затем начиналась интенсивная реанимация с лекарствами и аппаратами. Все медсестры должны были так поступать, это было правилом, и оно должно было соблюдаться неукоснительно. Ничего не поделаешь. Мы, молодые медсестры, спрашивали опытных коллег: «Почему? Почему старый мистер С. (ну или миссис Ч.)? Почему нельзя было обойтись без реанимации? Он смертельно болен, ему все равно не станет лучше». Старшая сестра говорила: «Не знаю, но мы должны подчиняться. Разве что… иногда можно не спешить, не торопиться нажимать кнопку, не слишком давить на грудину. Если будет промедление в несколько минут, может быть, ему удастся умереть, прежде чем до него доберутся реаниматологи».

Я рассказала Джоанне, какая спокойная и торжественная обстановка была в палатах умирающих, когда я сама постигала азы сестринского дела. Она с грустью добавила:

– Прошли те времена. Когда я училась, там были суматоха, шум, паника, иногда даже крики.

– А как часто реанимация оказывалась успешной?

– Редко. Я не знаю точных процентов, но доля невелика. Понимаешь, тело часто подергивается, а врач думает, что это признак жизни. Или, когда ток бьет через сердце, оно прямо вздрагивает – ну и это тоже воспринимается как признак жизни. Но это не так, по крайней мере, не обязательно. После смерти у человека может быть спазм, и даже не один, перед тем как полностью отключится нервная система.

Я согласилась с ней и сказала, что довольно часто видела, как кто-то умирает, а потом, минутой или даже двумя позже, нам кажется, будто он делает вдох. Она засмеялась и сказала: «Я тоже это видела. И слышала. Это может быть действительно страшно, особенно если ты молодая медсестра и неожиданно посреди ночи он как вздохнет! Так-так, думаешь, привидение навестило!»

Я тоже рассмеялась и заметила, что для медиков вообще характерен черный юмор:

– Ты права. Но нам без него никак.

Эти и многие другие рассказы медсестер иллюстрируют тогдашнее безумие в медицине. Они показывают и то, что медицина, как и любая другая профессия, зависит от моды. Сегодня, в XXI веке, врачи более разборчивы в проведении реанимации, но прогноз все равно неважный. Я уже цитировала Шервина Нуланда, который в книге «Как мы умираем» заявлял, что только пятнадцать процентов больничных пациентов в возрасте до семидесяти лет выживут после остановки сердца и реанимации, а старше этого возраста – почти никто. Примерно так оно и сейчас[21].

Даже в наше время, когда реанимация стала более выборочной, ее все равно очень часто используют в больницах. Врачи знают, что в большинстве случаев это будет бесполезно, так почему же они продолжают ее проводить? Ответ тут двоякий. Во-первых и в-главных, реанимация нужна ради тех пятнадцати процентов, которых все-таки удастся спасти. Вторая причина уже чуть сложнее. Общественные ожидания сильно давят на врачей и медсестер. Врачи чувствуют, что их обвиняют в каждой смерти, и, движимые сочетанием вины, сомнения и страха, все время стремятся спасти жизнь. Они знают, что если они не приложат максимальных, запредельных усилий, то у них будут большие проблемы, которые могут привести к краху карьеры. Страх судебного разбирательства уже навсегда с ними.

В то же время и общество, и журналисты непоследовательны. Они запросто могут обвинить врача и в том, что он спас жизнь и тем самым обрек больного на долгие бесполезные мучения. Что ни делай, будешь неправ. Иногда я удивляюсь, почему вообще люди идут в доктора или медсестры!

Расцвет безудержной реанимации пришелся на 1970–1995 годы. Сейчас мы видим гораздо больше сдержанности и разборчивости. Врачи чаще готовы поставить отметку «не пытайтесь реанимировать» (DNAR), если заранее известно, что у пациента есть диагностированная прогрессирующая болезнь на поздней стадии, восстановление невозможно и реанимация будет бесполезной. Более подробные сведения о соответствующей директиве Генерального медицинского совета от мая 2010 года можно найти в Приложении I.

Обсудить прогноз с пациентом было бы идеально, но часто это трудно или просто невозможно. Некоторые больные не в состоянии обсуждать возможность собственной смерти, некоторые врачи не могут заставить себя произнести это страшное слово, и в таком случае опытная медсестра иногда может лучше справиться. А некоторые больные, что удивительно, никогда даже не задумывались об этом и говорят: «Я не знаю, доктор, решать вам». Одни говорят: «Я хочу уйти, когда придет мое время», другие отмалчиваются или говорят, что будут биться до последнего. Все мы разные, медсестры и врачи тоже разные, к тому же у каждого своя клиническая ситуация. Что действительно важно для вопроса «Вы хотели бы, чтобы вас реанимировали?», так это время. Если аккуратно вести этот разговор, он может занять полдня, но у кого в суете современной больницы есть столько времени? Видимо, ни у кого. Поэтому обсуждение часто проводится в спешке или откладывается до более удобного момента, который, как водится, никогда не наступает.

Вот почему о таких вещах надо думать и обсуждать их с семьей, друзьями или хотя бы сиделкой задолго до того, как нервный молодой врач попытается поднять этот вопрос или усталая женщина с кучей бумаг подойдет и скажет: «Тут я заполняю пациентскую анкету. Вы хотите, чтобы в случае чего вас реанимировали? Поставить галочку в клеточку или нет?»

Подчеркнем: сейчас реанимация – единственная медицинская процедура, от которой, если вы ее не хотите, вы должны явным образом отказаться[22]. Если нет такого отказа, попытка реанимации будет предпринята.

Что происходит, если пациент не может принять это решение? Раньше закон гласил, что никто не может принимать такое решение за другого. Но Закон о дееспособности от 2009 года изменил ситуацию. Теперь надо знать ответы на следующие вопросы: