– Да, у меня эксклюзив. Заранее условились.

– Запись сразу после представления Доброниной труппе театра?

– Будем писать на сцене. Чтобы успеть к вечернему эфиру.

– Сегодня еще будете созваниваться?

– Обязательно. Наша звезда желает знать все детали заранее.

Варвара предложила Нике упомянуть в разговоре: якобы Ванзарова завтра утром под камеру хочет рассказать, кто такая Маргарита Сергеевна Алябина и обо всем, что с ней связано. Готова ли Таисия Федоровна прокомментировать заявление госпожи Ванзаровой?

Идея не слишком ошеломила. Ника колебалась. Ей хотелось сорвать куш, но история казалась туманной. На первый взгляд ничего особенного.

– Кто такая эта Алябина? – спросила она.

– Она умерла, – ответила Варвара.

– И это станет сенсацией?

– Круче рецепта вечной красоты.

– Вы гарантируете?

– Ваши телезрительницы рты откроют.

– Сомнительно.

– Отметите сомнения. Боссы телеканала будут утирать слезы счастья и подсчитывать рекламные барыши.

Нужные слова, сказанные в нужное время нужному человеку, всегда попадают в цель. Ника почти согласилась. Оставалось дожать совсем немного. Но тут смартфон сообщил, что Варвару вызывает абонент, звонок которого пропустить нельзя.

В бюро пропусков Следственного комитета дожидался пропуск на имя гражданки Ванзаровой В. Г. Она поднялась по знакомой лестнице на последний этаж. Номер кабинета был указан на пропуске. Варвара постучалась. Строгий голос разрешил войти.

В кабинете младших следователей было четыре стола. Три пустовали. Четвертый занимал мужчина, которому форма очень шла. Золотые погоны блестели солнечными зайчиками на темно-синем кителе. Варвара невольно залюбовалась. Но быстро опомнилась. Указующим жестом ее направили на стул для посетителей. Игнатьев был немногословен. То есть упрямо молчал.

Варвара села, как скромная девушка. На стол перед ней легла толстая папка дела, пожелтевшая, но еще крепкая.

– У вас пятнадцать минут, – обрадовал Игнатьев и занялся важнейшим делом: стал наблюдать за Варварой. При этом включил таймер на смартфоне.

Она открыла папку. Варвара заставила себя смотреть на фотографии, страшнее, чем в старинном учебнике. Обезображенная девушка в ванной. С одного ракурса, с другого. Крупный снимок банки из-под кислоты, стоящей на кафельном полу. Предметы, которые зафиксировало следствие в ванной.

Перевернув снимки, Варвара увидела протоколы и показания. Много. Очень много. Со всех, кого можно. Включая родителей погибшей и студентов курса. Чтобы прочитать, нужен день, если не два. За оставшиеся минуты бегло просмотреть, и то не успеть. Она стала быстро переворачивать страницы. Пусть товарищ лейтенант порадуется. Последними были подшиты показания таксистов. После протоколов Варвара увидела дактилоскопические карточки. Отпечатки пальцев сняли со всех, с кого могли. Сомнений в том, что произошло, у следствия не осталось. О чем говорило постановление прокурорского надзора о прекращении дела за отсутствием состава преступления. Рита Алябина рассталась с жизнью добровольно. Никто не виноват. Можно тушить жуткий скандал.

Папка выскользнула из-под рук и исчезла в письменном столе.

– Жду, – сказал Игнатьев так, чтобы не возникло желания возражать. – Предупреждаю: у вас еще пятнадцать минут. Пока мои коллеги не вернутся с обеда.

Варвара потянула время. Чтобы не выглядеть ученицей, которая отвечает у доски.

– Спасибо, Павел, – сказала она, когда лейтенант стал медленно, но верно закипать. – Я увидела все, что хотела.

– Что именно?

– То, что происходило тогда. И происходит сейчас.

– У девушки обезображено лицо там, где у Крайковой и Лягочевой сняли кожу?

Какой молодец, получил дело из архива, просмотрел, изучил.

– Это важно, – согласилась Варвара. – Но куда важнее показания таксистов.

Игнатьев сделал движение, будто хотел подсмотреть ответ в папке.

– Что в них? – спросил он сурово.

– Один привез Ольгу Мрачевскую в дом на Таврической в три часа дня. Другой отвез в аэропорт Пулково в четыре часа. С чемоданом. Наверное, еле успел к рейсу.

– И что такого?

– Время смерти Алябиной криминалисты установили в этом промежутке.

Игнатьев мотнул головой.

– Ошибочное предположение. Эту версию отработали первой. Мрачевской убивать Алябину не было никакого смысла. Когда Мрачевская узнала, что подруга не летит в Париж, она хотела отказаться. Ей родители не разрешили. И Алябина просила не делать глупость. Об этом есть несколько показаний. Включая студентов курса, которые слышали их разговор. Если бы Мрачевскую подозревали в убийстве, запросили бы экстрадицию…

Варвара убедилась: лейтенант настоящий умник. Делает вид, что ему безразлично, а копнул глубоко. Как приятно. Усилия не пропали зря. Она встала.

– Спасибо, Павел, я пойду.

– Вы заметили что-то, – Игнатьев буравил взглядом. – Что-то важное.

– Ничего такого, – Варвара изобразила честность. Вышло наигранно и фальшиво.

– Не вздумайте скрывать.

– Скрывать? От Следственного комитета? Да за кого вы меня принимаете?

– За жулика с честным лицом, – ответил Игнатьев.

Потребовались воля, чтобы не засмеяться.

– Ну хорошо, – сказала Варвара. – Мне было интересно взглянуть на карточку с отпечатками пальцев Доброниной.

– Почему?

– Потому, что вы сказали, что в базе их нет. А в папке они есть.

Игнатьев хмыкнул.

– Дело слишком старое. В базу внесены дела после девяносто первого года.

– В этом все дело, – согласилась Варвара.

Она не могла и не хотела раскрыть, что сорок лет назад следствие не заметило одну мелочь. Или не захотело заметить. А теперь жалеть поздно. Обратно ничего не вернешь. Призраки прошлого никого не отпускают. Зачем зря расстраивать лейтенанта. Указывать ему на невнимательность. Еще расстроится. Посадит под арест.

Игнатьев поднялся из-за стола, будто собирался проводить.

– Варвара, не вздумайте сделать глупость.

Пришлось изобразить оскорбленную невинность.

– Какую глупость? Да о чем вы, Павел?

– Вы собрались самостоятельно поймать убийцу Крайковой и Лягочевой. И не говорите, что это не так.

– Я и не говорю, – брякнула Варвара и тут же оправдалась: – Ничего подобного не собираюсь делать.

– Нет, собираетесь.

– По глазам видите? – с вызовом спросила она.