Эдуард Карлович выключил телефон, медленно положил его на стол и встопорщил усы.

– Никита, – сказал он менторским тоном. – Я тебе официально выходной до завтра дал, наверное, не зря.

– Так вы сами меня в офис вызвали, Эдуард Карлович.

– Рапорт писать!

– Объяснительную.

– Объяснительную… – повторил Басоргин и побарабанил пальцами по столу.

– Да все в порядке, – улыбнулся Никита.

– Ты даже примерно не представляешь, насколько все не в порядке и как все зыбко, – пробормотал Басоргин.

Никита собрался возразить, но Басоргин остановил его жестом.

– Так, – сказал он, помолчав. – До четырнадцати ноль-ноль сегодняшнего дня не предпринимать никаких самостоятельных действий. Понял, дозорный? Иначе следующей жертвой этого, как ты изволил выразиться, Джокера станешь ты сам. Вы с Александром в самом деле здорово поработали, но сейчас многое прояснилось, и ситуация изменилась. – Эдуард Карлович вздохнул. – Информация, которой я располагаю, не предназначена для сотрудников твоего уровня. Ты свободен.

Никита оставил недопитый коньяк на столе, молча встал, кивнул на прощание, развернулся и вышел.

* * *

Саша Спешилов позвонил, когда Сурнин подходил к подъезду.

– Это он, – заявил Санек.

– Парашют осмотрел? – равнодушно спросил Никита.

– Нет, труп.

Удивительно, но среди полного опустошения и навалившейся усталости затеплилась одинокая искорка интереса.

– Как труп? – переспросил Никита, невольно понизив голос, и сбавил шаг.

– Так. Я с него начал. Парень погиб в воздухе, еще не долетев до земли, ему легкие разорвало динамическим ударом. Неправильно парашют уложил, вернее – небрежно.

– Твою ж мать… – Никита остановился перед дверью.

– Амулет не понадобился, Никита. И так понятно, что это какое-то заклятие на снаряге работало.

– Почему ты так уверен?

– Потому что у него больше тысячи прыжков, а в воздухе даже новички не задыхаются. Тут главное выдох сделать – вдохнешь потом сам. Скорость потока примерно как если ты высунешь голову из машины на скорости сто пятьдесят километров в час. И динамический удар, который указан в заключении судмедэкспертов, тут совершенно ни при чем. Парашют слишком быстро вышел из ранца, мужика сильно тряхнуло, но причиной смерти в таком случае никак не может стать разрыв легких. Тем более – у Иного.

– Откуда ты знаешь? Ты что, с парашютом прыгал? – спросил Никита в полной уверенности, что Саша сейчас ответит: «Нет, читал».

– Так, баловался, на выходных, когда узнал, что я Иной. Бесстрашие накатило… А у тебя что?

– Ну ты, Саш, даешь… – сказал Никита. – Мне даже в голову такое не приходило! А я с Басоргиным поговорил.

– И как?

– Завтра в офис. Все остальное разглашению не подлежит.

– О-о, это у нас сплошь и рядом, – сказал Санек. – Тогда до завтра.

Чтобы не хлопать дверями, Никита по-воровски проник в квартиру через Сумрак, прошел на кухню, послонялся из угла в угол. Одно дело сказать Насте с высоты своего опыта: «Посиди дома, еще спасибо скажешь», и совсем другое – услышать от начальника в свой адрес примерно то же самое. Он посидел за пустым столом, уронив голову на руки, прошел в спальню, тихонько улегся рядом с Настей поверх одеяла и уставился в потолок. Свет обернулся Тьмой, и она растаяла в белом морозном мареве. Над мертвым городом встало прозрачное солнце. Никита вздрогнул от холода и открыл глаза.

– Никита, – полусонно сказала Настя, – ты когда пришел, сколько времени?

– Шесть часов. Спи, еще рано.

Настя придвинулась ближе, скользнула теплой рукой по его щеке, хотела обнять и удивленно приподнялась на локте:

– Ты почему не раздеваешься?

– Все равно вставать скоро.

Настя села в постели, протирая глаза.

– Это что такое? – растерянно улыбнулась она. – Ну-ка ложись по-человечески.

– По-человечески… Настя, давай чаю попьем. Не хотел я тебя будить, а все равно не получилось. Посидишь со мной?

– Что с тобой, Никит?

Никита тоже уселся, притянул ее к себе и молча поцеловал в висок.

– У тебя руки как лед… Ты заболел?

– Настя, да ты что, – невольно улыбнулся он. – Чем я мог заболеть? Гриппом ауры? Санек звонил, я замерз, пока у подъезда стоял разговаривал, еще я устал, и Басоргин мне весь мозг опять вынес. Пойдем на кухню.

– Плохо быть Иным, – тихо сказала Настя, прижала ладони к щекам, прекрасно понимая, что сморозила глупость, и виновато добавила: – Я в школе ни одной контрольной не пропустила.

– А я – целых три, – усмехнулся Сурнин. – Я их прогулял.

– О! А что, так можно было? – Настя слезла с кровати, ни о чем больше не спрашивая, молча потянула его за собой, и полтора часа до ее ухода они болтали о всяких пустяках.

– Ты не пойдешь? – спросила она в дверях.

– Мне рановато, – ответил Никита и прикусил губу, чтобы не добавить: «Останься».

Дверь закрылась, щелкнул замок. В подъезде по случаю воскресного утра замерли оба лифта – ими никто не спешил воспользоваться. В гостиной, едва ворочая залипшими стрелками, медленно тикали часы. В квартире стало пусто и тихо, даже кота не было, чтобы нарушить вязкую, почти сумеречную тишину.

Никита прошел в комнату, остановился перед телевизором и взял пульт.

В Подмосковье порывистый ветер с дождем и градом, нетипичным для этого времени года, на Камчатке извержения вулканов, в средней полосе оползни, тайга горит, несмотря на проливные дожди, в Крыму шторм…

Никита скривился, выключил канал, бросил пульт на подставку и сел на диван. В ближайшие дни телик можно вообще не включать, и так все ясно – СМИ будут мусолить тему изменения климата и подсчитывать убытки, а Сумрак – взахлеб глотать человеческие эмоции. О, Сумрак свое получит! И страх, и надежду, и горе, и сочувствие, и глухое отчаяние, и радость спасения, и чье-то злорадство, которое Силам Тьмы придется очень кстати. Сколько тысяч лет этой борьбе… Или они существовали всегда: Свет, Тьма, планета Земля и Сумрак, замкнувший ее измерения в великое семиуровневое кольцо.

Никита взглянул на замершие стрелки часов, тряхнул головой – секундная стрелка рванула по циферблату, часы застрекотали и снова затикали в привычном ритме. Он покачал головой, открыл стеклянные створки шкафа, налил себе вискаря и подошел к окну, глядя на окна соседних домов, в которых отражались облака и тусклые солнечные блики. Стакан с тяжелым донышком, наполненный на треть, неожиданно выскользнул из ослабевших пальцев, когда Никита потянулся правой рукой к раме, чтобы приоткрыть окно.

Удар, хруст, Дианина шелковая лента…