– Bocs, Anna, bocs, az én vagyok![58]

Это был Акос. Анна с трудом удалось остановиться и не заехать ему по лицу. Ее брат был бледен и казался не в себе.

– Блин, Анна, я потерял ключи, а у меня нет денег, чтобы вызвать людей, которые смогут ее открыть. Надо восемьдесят евро, а я вообще на мели.

– Вот как, когда ключи-то потерял?

– Ночью, мне бы еще помыться и переодеться.

– А где ты ночевал?

– Да там, у одного чувака. Анна, помоги мне: я хочу завязать.

Акос выглядел несчастным. Анне стало его жаль, она не могла бросить его в беде. Ведь у него не было никого, с кем он мог по-настоящему поговорить. Анна вернулась в свой родной город, переехала в тот район, где по-прежнему жил Акос, – не только ради новой работы и стабильного дохода. Была и другая причина, связанная с ее раздавленным жизнью братом. И тут Анна поняла простую истину: у нее тоже не было никого, кроме Акоса, и если она когда-нибудь вернется домой, то случится это только из-за него.

– Хорошо, я дам восемьдесят евро, чтобы тебе открыли дверь. И ни цента больше. Днем я заеду и проверю, сходил ли ты в душ, а потом отвезу тебя в клинику. Ну и посмотрим документы из соцслужбы. Годится?

– Супер, Анна, я знал, что на тебя можно положиться.

Из одного глаза Акоса выкатилась слеза, когда Анна достала купюры и протянула их дрожащему брату. Он почти вырвал их и запихал в карман.

– Köszonöm, Anna, nagyon szépen köszöïöm[59].

– Я скоро приеду. Не могу точно сказать во сколько, на работе полный завал, но, скорее, после обеда. Хорошо?

– Хорошо. Увидимся. Может, угостишь пивком? Я должен похмелиться, иначе сдохну.

Анна вздохнула, но принесла из холодильника две банки пива. Больше не было. Брат сунул их в карман и растворился.

На работе Анна перекладывала бумажки и никак не могла сосредоточиться. Жутко хотелось курить. «Что со мной, почему я не могу заснуть? Вдруг я больна? Может, у меня рак? Или ВИЧ?» – с ужасом подумала она.

Она попыталась выбросить из головы все свои интрижки на одну ночь.

Не сходить ли ей врачу?

Мысль была крайне зловещей – Анна словно собиралась подписать себе смертный приговор. Навалилась усталость, глаза закрывались, дико хотелось прилечь. Зашел Рауно, положил на стол еще какие-то документы, а затем быстро вышел, что-то бормоча неопределенное. «После того вечера в баре он меня ненавидит. Они все ненавидят меня, я полицейский-неудачник, я неудачница по жизни, они все сваливают на мое происхождение. После меня ни один иммигрант не получит в этом городе должности в полиции, а ведь я должна была стать пионером, примером, прецедентом полностью адаптировавшегося, выучившего финский язык иммигранта», – Анна почувствовала, как участился ее пульс и зашумело в голове.

Она встала и пошла курить. Спустилась вниз на лифте и вышла в курилку на заднем дворе. Консервная банка была наполовину заполнена вонючими окурками. Она с отвращением посмотрела на черные края банки и подумала, что ее легкие выглядят точно так же. Хотя сигарета показалась такой же зловонной, как и окурки, Анна дотянула ее до фильтра.

Возвращаясь обратно, она заметила, что кто-то наблюдает за ней с четвертого этажа, из кабинета Сари.

Она пошла в туалет и попыталась смыть вкус пепельницы во рту, но тот пристал к зубам. Она закрылась в кабинке и какое-то время просто сидела, уставившись на дверь. Потом проскользнула к себе в кабинет и углубилась в принесенные Рауно документы: предложение за предложением, абзац за абзацем она входила в тему. «Это моя работа, я должна делать ее хорошо. Я умею. Если я не понимаю, то прочитаю заново. Если замечу, что не могу сосредоточиться, то прочитаю заново». Она просмотрела отчеты по убийствам. Что дальше? Ничего нового. Может, стоит изучить всех бегунов города? Их еще больше, чем охотников. Что тут поделаешь? В документах сквозила безнадежность: если привык к темпу американских сериалов про полицию, то даже не верится, как медленно идет следствие. Но обязательно наступит фаза, найдется точка, когда случится прорыв – нужно верить. Только долго ли еще? И главное: получится ли дотянуть?

В дверь постучали, и вошла Сари.

– Как дела?

– Нормально. Кажется.

– Что у тебя стряслось? Я беспокоюсь.

Анна задумалась, что ответить, хотя ей просто хотелось выйти из кабинета.

– Я несколько ночей подряд плохо спала, точнее, вообще не спала, прошлой ночью всего час. Да ладно, справимся.

Анна попыталась бодро улыбнуться, хотя чуть не плакала.

– Слушай, это серьезно, – сказала Сари. – Ни здесь, да вообще нигде не выдержать, если не спать. У меня дома всегда снотворное в аптечке, правда, я не пользуюсь им, но знаю: если что, всегда можно закинуться. Одна мысль успокаивает. У тебя есть снотворное?

– Да нет. Меня пугают лекарства.

– Позвони к нам в поликлинику.

– Что?

– Звони сейчас же, может, попадешь на прием еще сегодня. У меня номер есть, – Сари достала мобильный из кармана свитера, открыла нужный контакт и подала телефон Анне.

– Я перепишу номер и скоро позвоню.

– Звони сейчас же, – повторила Сари. – Мы все хотим, чтобы у тебя все было хорошо. Даже Эско тут давеча обмолвился, что ты выглядишь плохо, но сказал это не по-плохому.

Анна почувствовала, как ее начинает охватывать раздражение, но ощущение тут же исчезло, превратившись в щиплющее глаза тепло. Она взяла у Сари телефон, подошла к окну, чтобы записать номер, надеясь, что Сари не заметит, в каком она состоянии, занесла номер себе в мобильный и вернула Сари ее телефон.

– Только не забудь позвонить. Ты не думай, мы беспокоимся о тебе, – сказала Сари, забирая мобильный обратно. На секунду она задержала свою ладонь в руке Анны, успев в это мгновение передать маленький кусочек тепла, а потом вышла из кабинета.

Анна осталась стоять у окна и уже не вытирала слез. Она сосредоточилась на том, что видела на улице, – пускай там не было ничего необычного: всего-то желто-коричневый куст одинешенько торчит во дворе полицейского участка в обрамлении серых стен. Автомобили, окутанные облаком выхлопных газов, шли сплошным потоком по четырем полосам в обе стороны, а по краям улицы стеной стояли уродливые многоэтажки. Она подумала, что эта стена является границей ее личной безопасности, но контрольно-пропускного пункта у нее нет. Может, это ее стена плача?

Скоро ноябрь. Он высосет из людей все соки и заполнит внутренности чернотой. Уицилопочтли борется против тьмы – так написано в распечатанном Рауно документе, и ему нужны человеческие жертвы, чтобы солнце вновь и вновь побеждало тьму.