– Во сколько вы ушли с фуршета?

– Постойте… около десяти.

– Кто еще там был?

– Вы меня подозреваете? Боже мой, вы не можете меня подозревать, – возбужденно сказала Каарина.

– Мы вас не подозреваем, а хорошее алиби вам только на руку, – с теплотой сказал Эско.

– Там же были Леа Хаапала и Кирсти Туулонен, это мои старые знакомые, тоже директора школ. Можете поинтересоваться у них.

– Отлично, не думаю, что возникнут какие-либо неясности, – Эско произнес это так мягко, что у Анны промелькнула мысль: неужто он решил флиртовать с потрясенной вдовой?

– У вас имеется оружие? – спросила она.

Каарина разволновалась.

– Есть. Вели-Матти иногда охотился. Не то чтобы он был страстный охотник, но иногда приносил лесных деликатесов к столу, ну или старался носить, – сказала она, улыбнувшись через силу.

– Сможете ли показать, какое оружие?

– Конечно. Они хранятся у него в гардеробной в ружейном шкафу, сейчас найду ключ.

Женщина встала и начала рыться в ящиках кухни, видимо, в поисках ключей. Затем провела полицейских через хозяйственную комнату в гараж к маленькому ружейному шкафу, где стояли карабин «Сако» и два ружья – «Меркель» и «Бенелли», оба 12-го калибра – оба практичные на охоте, а последнее еще и явно выполнено под заказ – приклад с инкрустацией.

Эско посмотрел внутрь ствола «Бенелли»:

– Пожалуй, из этого недавно стреляли – не вычищено!

– Когда открылся сезон, Вели-Матти ходил на берег пострелять, пробыл там весь день, но ничего не добыл.

– На берег в Селькямяки? – спросила Анна.

– Не знаю, здесь берег повсюду. Он не рассказывал.

– Нам потребуется взять его на экспертизу.

– Конечно.

Эско уложил ружье в кофр, а еще патроны – Анна заметила, что они от «Армуса». Каарина стояла рядом, было видно, что она волнуется.

– Так, и еще образец ДНК. Вот разрешение, – сказала Анна.

– Что еще такое? – прошипела Каарина, но открыла рот.

– Обычная проверка, – ответила Анна и провела ватной палочкой по щеке во рту, а потом упаковала ее в пакетик.

– Насколько ваша мать плоха? – спросила она.

– Очень плоха. Она не может передвигаться без чужой помощи, едва доходит до туалета с роллатором, память совсем никудышная. Страдает Альцгеймером. Но случаются и просветления. И она не хочет в дом престарелых, хочет умереть у себя в постели. Я делаю все, что в моих силах, да и одна я у нее.

– Хорошо, что вы заботитесь о ней, – сказал Эско.

– Да, теперь моя очередь заботиться о маме, – сказала Каарина, слегка улыбнувшись Эско. – Мне кажется, что относительно своей жизни человек должен сам принимать решение, даже если ему немного осталось. Я не могу заставить ее переехать в дом для престарелых. К счастью, город предлагает возможность ухода на дому. К ней приходят медсестры, чтобы помочь – в зависимости от того, есть я там или нет.

– Может ли ваша мать сказать, когда вы ночевали у нее?

Каарина задумалась и ответила:

– Мне очень хочется ответить на этот вопрос, что, конечно, сможет, но это будет слишком. Может, да, а может, и нет. Как я уже сказала, ситуация переменчивая.

– У вашего мужа сохранились старые списки учеников? Можно проверить, была ли Рийкка в его классе или нет.

– Мы не храним дома списки. Надо сделать запрос в школьный архив.

– Ясно. А говорят ли вам что-нибудь слова «ацтеки», «Уицилопочтли»?

Каарина стояла и с удивлением смотрела на Анну и Эско. Она вытерла слезы, в глазах опять промелькнул холод – то ли ярость, то ли высокомерие.

– Что такое?

– По понятным причинам мы не можем рассказать вам всех деталей следствия, но, поверьте, несмотря на это, вопрос весьма актуальный.

– Естественно, я знаю что-то об ацтеках: я работаю в лицее, у меня, я считаю, достойный уровень образования, но, поверьте, никакой личной связи с данной темой у меня нет.

– А у вашего супруга?

– Боже мой, нет! К чему вы задаете идиотские вопросы?

– Вам приходилось видеть подобное украшение? – спросила Анна и показала снимок Уицилопочтли.

– Жуть какая, что это?

– Уицилопочтли – верховное божество ацтеков. Ему приносили в жертву людей.

– Боже мой, – шепотом произнесла Каарина.

Анна услышала звук поступившего сообщения. Она пошла в прихожую, чтобы прочитать. Сообщение было с нового неизвестного номера.

От страха и отвращения она покрылась гусиной кожей. Тон сообщения стал еще более угрожающим, но одновременно она ощутила легкое облегчение: одного подозреваемого можно исключить.

За Анной вышел Эско.

– Поехали, – сказал он.

– По крайней мере, это не ты, – ответила она ему мысленно.

В дверь позвонили без четверти девять утра. Придя накануне домой, Анна забралась под одеяло, но ей было так холодно, что никак не получалось расслабиться. И она не простыла, сидя на мокром мху, а ведь ждала, что поднявшаяся температура позволит остаться в постели и утомит настолько, что можно будет спать несколько дней подряд безостановочно.

Едва она начала погружаться в сладостное состояние, предшествующее сну, как звонок опять задребезжал.

– Picsába![52] – крикнула она и швырнула подушку.

Это Акос. Выглядит ужасно. Лицо опухшее и изможденное, одежда грязная. Вонь.

– Basszà meg, Ákos, aludtam![53]

– Bocs[54], Анна, у меня форс-мажор. Посмотри на эти доки из собеза, я вообще ничего в них не рублю. Соцпособие не поступило мне на счет, хотя уже и время подошло. А теперь они требуют еще объяснительных, a faszom.

– Не буду я ничего смотреть.

– Jebiga[55], Анна, тут всего-ничего помощи-то. Скажи, чего они хотят?

– Сам bîñs, а я не могу. Решай сам свои вопросы.

– Анна, мне нужны деньги, одолжи стольник, я отдам тебе со следующего пособия.

– У меня налички вообще нет, а если и были бы, то не буду я тебе одалживать.

– Ну хоть полтинник, я в полной заднице.

– Ни пенни, можешь быть уверен.