— Да нет, ничего такого не было. Я изучил обстоятельства их смерти.

— Гм… Тогда, может, и вправду яд? Орудие коварных женщин и изощренных мужчин. Легкое и удобное в употреблении — можно подмешать в еду и питье, сделать инъекцию, иногда достаточно легкой царапины. Можно запланировать и вид смерти, и время кончины, и продолжительность мучений… А умирали они быстро?

— Да, быстро, самое позднее — через полчаса, но чаще и того скорее.

— О, какой нетерпеливый преступник! Значит, исключаем мышьяк, экстракт яда гремучей змеи — кротактин, кротанин… А судороги были? — задал он следующий вопрос деловым тоном.

— Судороги? Вроде, нет.

— Жаль, это намного упростило бы расшифровку. Раз не было, отбросим стрихнин и бруцин. Может, цианиды? Как насчет паралича мышц?

— Тоже, вроде, не наблюдалось.

— А я уж подумал о цианистом калии — почти мгновенная потеря сознания, паралич дыхания, затем остановка сердца и смерть. Хотя ты говорил — минут пятнадцать, значит, не мгновенная… Цианиды отпадают. А горячка, лихорадка, общее возбуждение? — с надеждой в голосе поинтересовался Сарджент.

Лемон отрицательно покачал головой.

— Гм… Ну и задачку ты мне задал, юноша. А я уж надеялся, что это атропин или скополамин. Может, хоть рвота была? Конечности синели? Что, тоже нет?

— Врачи считали причиной смерти сердечный приступ.

— Раз сердце, значит, не кураре и не цикута… Гм… в принципе возможно, да уж больно сложно, — рассуждал он вслух. Затем поучающе заметил: — Большой ядовитостью отличаются глюкозиды, один из видов растительных ядов. Насколько мне известно, только они оказывают избирательное действие на сердце. Всякие там наперстянки, дигитоксин, строфантин. Но в таком случае потребуется большое количество токсичного вещества, а отравление обязательно сопровождается ярко выраженными симптомами — рвотой, головными болями и прочим.

— А эти средства можно всадить в жертву путем укола? Или… я не знаю… втереть в ранку?

— К сожалению, юноша, это требуется съесть, — разочаровал Джека эксперт. — Да и вообще, скажу я вам, эти яды очень неудобны в употреблении. К тому же и действие их не столь молниеносно. Да и хороший врач, располагая анализами, обязательно их обнаружит.

— Ужасно! — пробурчал Лемон.

— Не так уж это ужасно, юноша, впрочем, все зависит от того, с какой точки зрения посмотреть на дело. Для преступника, может, и ужасно…

— Ох, я совсем не то имел в виду, — рассмеялся Джек. — Ужасно, что рушится моя концепция отравления ядом. Все дело в том, мистер Сарджент, что существует некий тип, который разговаривает с престарелыми леди, потом подает им руку, и через четверть часа они умирают от инфаркта.

— Любопытно! — Сарджент с интересом взглянул на молодого человека. — Это действительно любопытно и необычно. Ничего похожего в моей практике не встречалось. Но воздействие яда с симптомами инфаркта… нет, такое не пройдет. Придется вам придумать что-то другое.

— Попробую придумать.

— Желаю успеха, юноша.

Глубоко задумавшись, сидел Лемон в своем любимом кресле и не торопясь попивал пиво из бутылки. А подумать было над чем. Дело, похоже, зашло в тупик. Правда, собранного материала хватило бы с лихвой на самый сенсационный очерк, который наверняка поместили бы на самом почетном месте в их газете. Но теперь Джеку этого было мало. Приходилось признаваться самому себе, что таинственной историей он увлекся намного сильнее, чем предполагал, начиная свое расследование. Сделал немало, но вот теперь зашел в тупик.

Уже несколько дней безотрывно журналист думал о таинственном убийце, который не оставляет никаких следов. Многоопытный Сарджент камня на камне не оставил от его концепции, что это может быть яд. Теоретически, конечно, можно предположить существование какого-то нового, неизвестного еще ученым яда, который вызывает сердечный приступ, проникая через кожу, и не оставляет никаких следов в организме человека, но это маловероятно. Вряд ли через кожу яд способен столь молниеносно воздействовать на сердце человека. Да и нигде свидетели не упоминали о том, что бледнолицый убийца действовал в перчатках, значит, в таком случае он и сам бы отравился. Отпадает и укол, его след уж кто-нибудь из медиков обнаружил бы. Тогда что же?

В голову молодого журналиста полезли и вовсе несусветные мысли, прркручивались какие-то обрывки легенд о чудесах восточной медицины, о поразительных приемах некоторых видов восточной борьбы, вроде страшного смертоносного удара вибрирующей рукой. Но вроде бы этот страшный удар должен наноситься не по руке человека, чтобы причинить ему смерть, да и свидетели ничего похожего на удары в поведении незнакомца не отмечали.

Нет, тут что-то совершенно непонятное: встать рядом с жертвой, подать ей руку — и убить! "А может, я просто спятил и все эти фантазии — бред больного сознания?"

Что-то долго сегодня не приходит Памела. Джек вздохнул, тяжело поднялся и прошел в кухню. Поесть бы чего… Поставив в угол опорожненную пивную бутылку рядом с двумя другими, он достал из холодильника следующую. Когда он с бутылкой в руке опять устроился в любимом кресле, мысли его приняли довольно абстрактный характер.

"Мир полон загадок, — философски размышлял молодой человек, все более удаляясь от темы. — Летающие тарелки, снежный человек, бермудский и прочие треугольники, целители, ясновидцы… Стоит ли забивать голову тем, чего все равно не поймешь? Жизнь коротка, а на свете столько приятных и понятных вещей… Загадками же пусть занимаются другие — полиция, ученые, ненормальные фанатики. Я-то тут при чем? Не имею ни малейшего желания выслеживать бледнолицего василиска с водянистыми глазами".

Стоп! Лемон тряхнул головой, пытаясь удержать ускользавшую мысль. "Почему я вдруг вспомнил об этомь сказочном чудовище, змее, убивающем взглядом? А если все-таки… ну, не совсем василиск, не сказочный змей, а… Да нет, ерунда, меня просто поднимут на смех, заикнись я кому-нибудь об этом. Хотя… есть один человек, он смеяться не будет. И, в конце концов, если нет никакого логичного объяснения, могу я себе позволить нелогичное? Господи, что за идиотские мысли лезут в голову! — рассердился он вдруг. И тут же возразил сам себе: — А может, и не совсем идиотские?"

Лемон взглянул на часы. Скоро восемь вечера. Быстро встав, он оделся, набросал короткую записку Памеле и вышел из дому. Сразу же после его ухода зазвонил телефон. Громкие звонки, разрывающие вечернюю тишину пустой квартиры, долго не унимались.