Илан закрыл глаза и попробовал вспомнить, но ничего не вышло. Все заперто в самом дальнем уголке его мозга.

Они затуманили тебе мозги.

Вечные вопросы: кто и почему? Каким боком замешан во всей этой истории Гадес? Илану не сиделось на месте, он понимал, что заснуть сегодня ночью все равно не сможет. Как там сказал Жигакс? Собака реальна. Если так, значит реальны и два освещенных окна в правом крыле. Не исключено, что именно там найдутся ответы на все его вопросы. Попасть в загадочные комнаты изнутри клиники невозможно, все решетки наверняка заперты на замок.

А вот со двора в комнату на первом этаже можно попробовать пробраться…

На этот раз Илан соорудил себе более грозное орудие: вместо палки взял железный прут и накрутил на один его конец полосы суровой ткани – прощай, простыня! – проложенные осколками стекла. Если появится собака, одного удара будет достаточно.

Двадцать минут спустя Илан вылез в разбитое окно, держа в одной руке факел, а в другой доморощенную палицу.

В одном Илан был уверен на сто процентов: снаружи куда менее опасно, чем внутри.

Теперь Илан шел в противоположную сторону, подняв воротник куртки до самого носа, готовый размозжить голову первому, кто сунется.

Он обогнул правое крыло, свернул за угол и оказался перед бесконечно длинным задним фасадом. Следов собаки нигде видно не было. Факел освещал только снег под ногами, но Илан угадывал вдалеке горы, молчаливо наблюдающие за его отчаянной попыткой вырваться из ада. Горы не только хранят секреты, они умеют надежно их прятать. Склоны этих великанов поглотили отчаянные крики смельчаков, которые сорвались, не дойдя до вершины. Илану вдруг показалось, что возведенные природой стены никогда его не отпустят.

Он умрет здесь и будет погребен в их гранитной утробе.

Илан попытался взять себя в руки и продолжил двигаться вперед, пока не увидел два освещенных окна: верхнее, на четвертом этаже, находилось на несколько метров правее нижнего. Окна существуют, они ему не приснились, как заявили Хлоэ и Ябловски. Илан посветил факелом на землю и подошел к стене.

Зарешеченное окно было задернуто то ли серой, то ли черной занавеской, так что заглянуть в комнату не представлялось возможным. Илан положил факел у стены, чтобы не привлекать внимания, вернулся и бросил в окно снежок. Реакции не последовало. Три бесплодные попытки убедили его, что внутри никого нет.

Раз так, можно не церемониться. Он разбил стекло, расшатал решетку, отогнул ее, подтянулся и проскользнул внутрь, резко оттолкнув штору.

Место, куда он попал, больше всего напоминало пост видеонаблюдения в каком-нибудь супермаркете или на вокзале. Работали компьютеры, мигали диодные лампочки. На трех стенах висели десятки погасших экранов. Слева от окна находился пульт со множеством кнопок и тумблером. Илан сделал шаг вперед, воинственно потрясая железякой, и попытался открыть дверь, выходившую в коридор. Из этого ничего не вышло – ручка исчезла, замок был заперт на ключ.

Ветер задувал в комнату через разбитое стекло и тихонько завывал, стелясь по стенам. Илан подошел к пронумерованным экранам и пульту управления. Начал нажимать на кнопки с цифрами, экраны загорались, и на них появлялись неподвижные цветные изображения. Илан узнал коридор, выложенный черно-белым кафелем, дверь в душевую, кухню. Одна из камер была направлена на стол, где они ели, но широкоугольный объектив позволял видеть холодильники, раковину и практически все остальное помещение. Некоторые экраны остались темными. На клавиатуре под тумблером стояли цифры. Илан нажал на № 14, соответствующий камере, нацеленной на кухню, и повернул тумблер. Объектив производил съемку и мог менять фокусное расстояние.

Он нашел сердце игры, ее нервный узел, командный пункт, из которого Гадес наблюдал за ними. Хоть в этом организатор не соврал. Илан почувствовал удовлетворение: он взял верх над теми, кто пытался им манипулировать. Кнопок было шестьдесят четыре – как на шахматной доске. Шестьдесят четыре стратегических пункта, позволяющих следить за действиями игроков внутри «Паранойи».

Некоторые экраны должны были соответствовать медицинским кабинетам – стоматологическому, тому, где проводили электрошоковые процедуры, а возможно, и лоботомию. Илан представил себе Гадеса, удобно устроившегося в кресле и наблюдающего, как его пытают током, и разозлился еще сильнее.

Илан нажал на кнопку с номером 60 и остолбенел от изумления. Камера была направлена на человека – женщина с длинными черными волосами сидела на кровати, подтянув колени ко лбу. Она выглядела совершенно изможденной, одета была как пациентка, а белая смирительная рубашка не позволяла ей двигать руками. Неоновые лампы светили очень ярко, и незнакомка держала глаза закрытыми.

Илан понял, что нашел комнату, ту самую, на четвертом этаже, в окне которой горел свет, когда он смотрел с улицы. Сейчас он находился в помещении прямо под ней.

Илан был потрясен до глубины души. Он набрал номер 60 на клавиатуре, медленно повернул тумблер и увидел белую дверь в белой стене. Белыми были все четыре стены – белыми и обитыми звукопоглощающей тканью. Илан направил электронный глаз влево и увидел окно с решеткой, до которого пациент не мог дотянуться. Стекло было залеплено пушистым снегом.

Ветер пел свою странную песню, отражаясь от стен, шевелил шторы. Илан потер переносицу. Кто эта женщина? На ум почему-то пришло имя К. Ж. Лоррен, попавшей в клинику в возрасте двадцати лет, девственницы, утверждавшей, что в детстве ее насиловали сектанты. Той самой, что, подобно Жигаксу, страдала раздвоением личности. В отчете, который Моки нашел в архиве клиники, говорилось, что пациентка (ее описывали как девушку с длинными черными волосами) крайне истощена.

Бред какой-то, это было пятнадцать лет назад…

Илан зашел в тупик. Объяснение может быть только одно: медицинский отчет, который Моки читал ему в архиве, подделка. Никакой Ж. К. Лоррен не существовало, ее придумали организаторы игры, чтобы задействовать в следующих заданиях. Возможно, «актриса» должна передать ему новый ключ, который приведет его к очередному заданию. И так до бесконечности…

Что, если его соперники правы, все происходящее – фикция, а женщина – статистка «Паранойи»?

Илан не хотел в это верить. Он уцепился за поступки Жигакса, за фотографии, которые тот сжег в арт-студии. За его описание собаки. За растоптанные на снегу мобильники.

Илан открыл глаза и отшатнулся. Женщина стояла под камерой и смотрела прямо на него. Все лицо у нее было расцарапано, некоторые отметины тянулись от самого лба до подбородка. Создавалось впечатление, что пленница сама себя изуродовала, пытаясь ногтями содрать мясо с костей. Очевидно, смирительную рубашку надели, чтобы не дать несчастной еще больше навредить себе.

А вдруг она настоящая сумасшедшая, пациентка дурдома? Ее могли похитить… Но зачем?