Ганчо спрыгнул на землю.

– Анка! Мать наша! Остановись! – Он раскинул перед ней руки. – Дальше не пущу! Там смерть! Что скажет воевода…

– Мы не должны сдать стан, Ганчо! Я останусь здесь. Янычары прорвутся в тыл Младену только через мой труп!

Как ни был недалек Ганчо, он сообразил, что никакие уговоры теперь не помогут. Анка не отступится от своего. Что ж, пусть остается. Он шепнул Стояну, чтобы тот ни на шаг не отходил от нее. А вслух произнес, как клятву:

– Майка[106], мы не отступим ни на шаг. Верь нам! Но очень прошу, заклинаю: не подходи к нам! Укройся в доме или в воротах. Ну же!..

– Ты добр, Ганчо. Но лишних слов не нужно… Смотри, янычары рвутся вперед! Твое место там!

Ганчо обернулся – бой стал яростней. Кое-где янычары уже взобрались на завал. Блестели горячие сабли. Падали убитые, кричали раненые. Гайдуки еле сдерживали свирепый натиск врага.

Послышался голос Сафар-бея:

– Вперед, правоверные! Рубите гяуров! Не жалейте никого! Возьмите живой только вон ту волчицу-воеводиху.

Ганчо, как разъяренный барс, метнулся в самую гущу боя. Боздуганом, как молотом, раскроил голову какому-то толстому янычару, столкнул с воза другого и увидел богато одетого агу. Сафар-бей! Вот до кого ему нужно добраться!

Но между ним и Сафар-беем два ряда янычар! Разве прорвешься! Остается одно – распрощаться с боздуганом, который верой и правдой служил ему много лет… Ганчо сорвал с запястья ременную петлю, раскрутил боздуган над головой и бросил… Тут бы и расстался Сафар-бей с жизнью, не пробеги между ним и Ганчо янычар. Бедолага сам налетел на тяжелую железную булаву с острыми шипами и рухнул наземь.

Перепуганный Сафар-бей остановился и с ужасом глянул на залитое кровью лицо несчастного, который корчился в предсмертных муках. Рядом лежал гайдуцкий боздуган.

– Велик Аллах! – прошептал помертвевшими губами ага, представив себя на месте янычара.

К нему подбежал Карамлык. Быстро вытащил из колчана стрелу:

– Сейчас я этого мерзкого гяура, собаку!..

Ганчо вздрогнул всем телом, покачнулся назад. Слишком близко оказался от него Карамлык – лучший стрелок с верным глазом и сильной рукой. Посланная им стрела пронзила грудь гайдука под самым сердцем, словно иголка льняную рубаху. Ганчо обеими руками схватился за тоненькую стрелу с удивлением взглянул на нежное черное оперение, будто спрашивая: «Неужели это ты – смерть моя?» – а вытащить ее из раны уже не имел силы. Глаза остекленели, сильные ноги, что носили гайдука чуть ли не по всей необъятной горной Планине, подкосились, и Ганчо упал вниз… Успел только крикнуть:

– Держитесь, други!

Янычары заорали от радости. Сафар-бей ударил саблей по руке какого-то гайдука и вскочил на заграждение, заваленное телами убитых и раненых.

Гайдуки падали один за другим, но не отступали. Вот их осталось только пятеро. На каждого наседали по двое и по трое врагов. Остальные янычары растаскивали завал, чтобы зайти гайдукам в тыл. С грохотом покатились бочки, сдвинулись бревна.

Сразу же кинулись к Анке янычары.

Жена воеводы подняла саблю и пошла им навстречу.

– Да живея Болгария! – воскликнула громко.

Несмотря на свои сорок пять лет и тяготы гайдутства[107], она оставалась стройной, подтянутой, красивой. «Наша мать» – так звали ее гайдуки, вкладывая в эти слова всю свою суровую и нежную любовь.

Как знать, помнят ли янычары приказание Сафар-бея взять эту женщину живой? Анка же смело шла им навстречу, гордо подняв голову.

Ее заслонил собою Стоян.

– Другари, ко мне! – закричал он в отчаянии, понимая, что один он недолго сможет продержаться. – На помощь!..

Снова выстрелил единорог. На этот раз Драгомир развернул его жерло во двор, и каменное ядро со свистом врезалось в гущу янычар. Бросив бесполезное теперь орудие, старый пушкарь спрыгнул со стены и, потрясая над головой боздуганом, бросился на помощь другу:

– Держись, Стоян! Иду!

Он подоспел вовремя: над молодым гайдуком засверкали янычарские сабли. Драгомир сбил одного с ног. Другой попятился. Подбодренный помощью, Стоян насел на него и прикончил точным ударом сабли.

Но силы были слишком неравны. Пали последние защитники гайдуцкого стана, которые отстаивали сооруженный наскоро завал. Один лишь Павелчо, залитый кровью, с отсеченной рукой, кое-как еще отбивался.

– Арканьте их! Берите живьем! – приказал Сафар-бей.

Павелчо сбили с ног, схватили. Над Анкой, Стояном и Драгомиром прошуршали тонкие длинные арканы с натертыми салом петлями. Анка успела перерубить один, но другой обвил ее тело, и женщина упала.

Стоян с Драгомиром не давали себя заарканить. Стали спиной к спине и саблями рубили веревки. Видя, что Анке помочь невозможно, они начали постепенно отходить к воротам. Гурьба янычар преследовала их.

Вдруг за стенами послышались крики, топот ног… Подмога! Гайдуки удвоили усилия. Стоян, развернувшись лицом к воротам, сделал быстрый выпад, прорвал кольцо врагов, метнулся под арку и эфесом сабли выбил засов. Под натиском многих тел ворота распахнулись. Во двор влетели десятка два гайдуков во главе с воеводой.

То, что они увидели, потрясло, ошеломило всех. Вокруг – одни янычары. Слышно лишь многоголосое «алла». Первую минуту даже воевода растерялся, побледнел. Отбить стан почти невозможно. Но где же Анка? Что с нею?..

Словно отвечая на его мысли, Стоян крикнул:

– Она там! Жива! Ее схватили! – И тут же покачнулся: стрела впилась ему в плечо. – Ничего, это пройдет… – прошептал. – Спасайте майку Анку!

Эти слова вывели воеводу из оцепенения. Он быстро окинул взором поле боя: враг, удивленный появлением свежих сил гайдуков, перестраивал ряды. Воевода правой рукой выхватил саблю, а левой – пистолет и ринулся вперед. За ним помчались все гайдуки…

Бой закипел с новой силой. Хотя гайдуков было значительно меньше, в тесном дворе они бились почти один на один с врагом. Только на место упавшего янычара тут же становился другой, а место убитого или тяжело раненного гайдука (легко раненные продолжали сражаться) занять уже было некому. Повстанцы удваивали, утраивали усилия, стараясь заменить тех, кто погиб.

Сражаясь с каким-то янычаром, воевода вдруг увидел жену. У входа в дом два аскера заламывали ей руки за спину, а третий связывал их веревкой. Одежда порвана, черные, пышные, с проблесками седины волосы рассыпались по плечам.

– Анка-а!..

Женщина встрепенулась. Отчаянный крик вырвался из ее груди: