– Значит… ты выкрал и Адике? А кто же такой Якуб?

– Я не выкрал, а освободил Златку… А Якуб… Это долгая история. Сейчас не время, да и не мне ее рассказывать.

Сафар-бей тяжело опустился на скамью, обхватил голову руками и бессмысленно уставился взглядом в угол.

– Рассказывайте! – простонал он, не глядя ни на кого и не меняя позы. – Хочу все знать: кто я, почему все так случилось со мной…

Воевода переглянулся с женой, как бы договариваясь, кто будет говорить, нерешительно кашлянул. Было заметно, что встреча с сыном больше взволновала его и потрясла, чем обрадовала. Не такой представлял ее себе старый воевода, ох не такой!.. И не мог до сих пор полностью осознать страшную истину, что Сафар-бей, злейший враг гайдуков – его сын… Не укладывалось в голове! Не верилось! Но сомнений не могло быть. Эти знакомые шрамы на руке… А глаза! Это же глаза его Анки… А крутой высокий лоб и нос с горбинкой – это от него, от отца!.. Нет сомнений – сын. Все их, родное… Одно чужое – сердце…

Воевода тяжело вздохнул и начал рассказывать. Издалека. С того дня, когда Ненко появился на свет…

Сафар-бей не перебивал, не переспрашивал. Сидел молча, опустив голову. И трудно было понять, какие мысли бороздят его душу. Когда же услышал о коварной двойной измене Гамида, о краже детей воеводы, еще ниже опустил плечи, а руками впился в края скамьи.

– Теперь мне все понятно… – сказал глухо, с болью. – Но хватит воспоминаний. Я слышу, сюда идут. Это, пожалуй, посланец Гамида… Что же мне с вами делать?..

За дверью послышался шум голосов: «Где бюлюк-паша? Где Сафар-бей?»

Арсен распахнул дверь. В зале толпились янычары. Увидев агу, они поклонились, радостно загалдели:

– Слава Аллаху, победа! Нас прислал Гамид-бей!

– Взяли в плен несколько десятков гайдуков!

– Многих порубили!

Сафар-бей поднял руку. Шум стих.

– А где же сам Гамид-бей?

– Он не может прибыть. Ранен. Его повезли в Сливен…

– Гм… – Сафар-бей задумался. – Хорошо. Идите!.. Хотя нет, подождите! Возьмите этого гайдука в янычарской одежде! – Он указал на Арсена. – Но осторожно: он вооружен.

Янычары мгновенно окружили казака, схватили за руки.

– Сафар-бей, это же подло! – возмутился пораженный Арсен. Тот ему не ответил.

– Отведите его к пленным. Усильте охрану. Я скоро приду…

Арсена увели. Сафар-бей остался наедине с родителями. Анка с Младеном удрученно молчали.

– Ну вот, – произнес тихо, – мы одни и можем говорить откровенно… Очевидно, можно поверить, что я ваш сын! Но должен вас разочаровать: особой радости я от этого не испытываю… Всю жизнь я разыскивал родных, хотел встретиться с ними. Но, видимо, я очень прогневил Аллаха, если он так посмеялся надо мной! Разве это не злая насмешка – мне оказаться сыном гайдуцкого воеводы?

– Ненко! – воскликнул Младен. – Опомнись! Гайдуки – такие же воины, как и ты, только они борются за свободу своего народа, а ты угнетаешь его! Это не твоя вина, конечно! Тебя насильно отуречили, сделали янычаром…

– Я благодарен за это Аллаху, – надменно перебил его Сафар-бей. – И горжусь тем, что я янычарский чорбаджия! Такая честь выпадает не каждому!

Воевода умолк и горестно покачал головой. Бледная, как полотно, Анка протянула к сыну руки:

– Ненко! Сынок! Неужели мы еще раз потеряем тебя?

– Лучше б вы меня не находили!..

Эти слова хлестнули мать, как хлыст. Руки опустились, она сразу сжалась, поникла. В глазах заблестели слезы.

– Изверг!.. – Тихое слово упало, как глыба.

Сафар-бей встрепенулся:

– Нет, я не изверг! И докажу это тем, что сохраню вам жизнь. Хотя мне это наверняка дорого обойдется… Есть отсюда выход?

Отец и мать молчали.

– Должен быть. В таких местах всегда строят потайной ход на случай осады.

– Мы выйдем отсюда только вместе с казаком Звенигорой, – сказал воевода.

– Он не выйдет вместе с вами! – решительно ответил Сафар-бей. – Он мне нужен. Но я обещаю сохранить жизнь и ему! Где ход?

Воевода отодвинул кровать, поднял за кольцо деревянную ляду. Внизу зиял черный лаз. Сафар-бей криво усмехнулся:

– Уходите скорее!

Анка спустилась первой. За ней последовал Младен. Уже стоя на ступенях, так, что над полом виднелась только его голова, он взглянул на Сафар-бея затуманенным от слез взглядом, приподнялся, обнял колени сына и прижался к ним щекой:

– Прости меня, сынок, что не уберег тебя и Златку! Я сам виноват, что потерял вас. Сам… Потому что не разгадал коварного замысла собаки Гамида… Прощай!

И быстро исчез в темноте.

Сафар-бей долго стоял над лазом. Потом молча нагнулся, опустил ляду и подвинул на место кровать. С болезненным стоном, похожим на рыдание, опустился на нее и склонил голову на спинку.

«О Аллах… – простонал глухо. – За что ты покарал меня сегодня? Зачем разбил мое сердце и поселил в нем змею сомнений, боли и терзаний?.. Чем провинился я пред тобою, о Всемогущий, что ты лишил меня совести и душевного покоя?.. Я чувствую, как адский огонь пожирает мою душу, испепеляя все внутри!.. Аллах экбер, пытаясь остаться твердым и холодным, как камень, я оттолкнул от себя людей, которые хотели принять меня в свои сердца… Прости меня, о Аллах, – все это я делаю во имя твоего могущества и твоей славы!.. Я – твой раб, я – твой сын! Научи, как стать мудрым, и защити от коварных посягательств шайтана на мою душу!..»

Он бился головой о твердую спинку тисовой кровати, возносил к небу руки и горячо шептал слова молитв и проклятий. А в его возбужденной, обескураженной и встревоженной душе бурлили неведомые до сих пор чувства и мысли…

Он вспоминал, как глухими, темными ночами думал о том, что и у него, одинокого, безродного янычара, где-то, возможно, есть мать, отец, родина, что, может, когда-нибудь встретит их…

И вот он встретил их… Но радости от этой встречи нет. Только боль и мука!.. Ну разве мог он вот так, сразу, склониться сердцем к тем, кого долгие годы считал своими злейшими врагами?

А Гамид?..

Он содрогнулся, вспомнив жирного спахию, которого всю жизнь, сколько помнил себя, считал старшим другом и наставником, почти родным… «О Гамид! – воскликнул он зло. – Ты не человек, а гадина! Шайтан! С тобой у меня еще будет крутой разговор!.. У-у…»

Мысль об Адике будто ятаганом пронзила его сердце. Он понимал, что, потеряв ее как любимую, нашел как сестру, но не знал, радоваться ли этому. Все перемешалось в его воспаленном воображении. «Адике… Златка… Сестра… О Аллах! Спасибо тебе хотя бы за то, что не допустил взять в жены свою сестру!..»

Вспомнил, что служба в ени чери – новом войске, иначе, янычарском корпусе – не принесла ему ни счастья, ни богатства, а только мрачную славу жестокого убийцы…