Венька ещё притормозил, потом ещё. Он почти остановился. Есть! Огромная туша автобуса вынырнула сзади из пыли, и Пашка услышал Венькин крик: «При-гни-ись!..»

Огромный силы удар потряс легковушку. Стеклянным дождём осыпалось заднее стекло. Багажник «Волги» с металлическим лязгом открылся, обнажив на мгновение всю подноготную смятого чрева. Задний бампер повис, звеня по асфальту. У Пашки что-то хрустнуло в шее, и она тут же онемела. Венька, натужно рыча и скрежеща зубами, что было силы давил на тормоз. Визг заблокированных колёс резал слух.

– Резина, сука, лысая, не удержу, просил же поменять!.. – стонал Венька, с трудом удерживая машину, которую вот-вот грозило развернуть поперёк шоссе. Многотонная масса автобуса давила на старенькую «Волгу» и неудержимо влекла к роковому повороту. Запах палёной резины наполнил кабину. Вдруг под такси что-то оглушительно грохнуло.

– Задний скат! Всё, теперь п..! – как-то просто и буднично сказал Венька. – Но я его притормозил…

Он оторвал взгляд от зеркала заднего вида, где теперь ничего не было видно, кроме искорёженного багажника, посмотрел вперёд и, снова набирая скорость, заорал:

– Паша! Прыгай!

Пашка недоумённо посмотрел на своего друга.

– Прыгай, говорю! – Венька принял какое-то решение, и у него не было времени что-либо объяснять. Он выдал целую серию матерных слов и закончил:

– Прыгай, дурак! – его глаза были полны ненависти. – Тебе нельзя! Светка беременна! У меня с ней ничего не было, запомни! И не могло быть – тебя любит! Пошё-ол!..

Пашка, ошарашенный новостью, смотрел то на Веньку, то на дверь, которую тот рывком открыл, метнувшись в его сторону.

– Прыгай же, ну, давай! – умоляюще простонал Грошев.

За дверью наждачным кругом мелькал и гудел асфальт. Заднее колесо шлёпало разорванным скатом, ехали почти на диске. Машину то и дело заносило. Сзади нагонял автобус, который снова стал набирать скорость. Впереди на повороте ждал карьер. Было как-то равнодушно и безразлично. Эмоции вдруг улетучились, словно их сжёг карбюратор, который сейчас захлёбывался от переизбытка бензина.

– Не трусь, циркач! – Червонец сверкнул фиксой, специально подобрав словечко, режущее слух любого циркового. Лицо его вдруг озарила какая-то шальная радость. Он озорно подмигнул. – Алле-Ап!..

Пашка глянул из двери вниз. Удар в плечо выбросил его из машины. Ветер полоснул лицо жаркой пылью, мелким щебнем и выхлопами плохо сгоревшего бензина. Жёсткий асфальт закрутил центрифугой, сдирая одежду, кожу, нанося удары, гасящие сознание. Замелькало небо, шоссе с пыльной обочиной, поворот с карьером, автобус, пронёсшийся над головой и удаляющийся квадрат старого разбитого такси…

…Венька круто развернулся в критической точке. Именно здесь и ни метром дальше автобус с цирковыми артистами должен был встретиться с судьбой.

Венькины прищуренные глаза сверкали из-под кепки. Желваки играли на скулах, губы поджались в тонкую ленту. Его кадык гулял вверх вниз. Крылья орлиного носа подрагивали, выдавая азарт и волнение. Решение было принято!..

Венька мял баранку, периодически коротко и резко нажимая на газ, машина отзывалась коротким хриплым рыком. Он весь подался вперёд, как гонщик, боящийся прозевать старт. Секунды растянулись резиновым жгутом от «было» до «вот-вот сейчас»…

На повороте показался рыскающий из стороны в сторону обречённый автобус. Его серая громадина в облаке пыли и дорожного щебня приближалась к неизбежному. Венькина «Волга» громко рычала, как маленькая отважная собака, защищающая своих щенков перед громадным бульдогом. Передняя решётка легковушки оскалилась хромом. Под капотом помятый бампер, на котором отсутствовал один из «клыков», словно скривился в усмешке перед опасностью. Круглые фары старой машины горели решительным огнём.

– Ну, что, Червонец, грош тебе цена, если ты этого не сделаешь! – он улыбнулся собственному каламбуру. Мысли его были ясными и спокойными.

Венька прицелился. Он понимал, что у него есть только один шанс, одно мгновение. Он должен ударить ЛАЗ в переднее, правое от себя, колесо, чтобы замять кузовщину автобуса и тем самым затормозить его ход, а лучше – сломать переднюю ось, тогда…

Грошев дёрнул кепку за козырёк, газанул ещё пару раз и рванул рукоятку коробки передач. Лошадиным ржанием взвизгнул выжимной подшипник, «Волга» подобралась и ринулась вперёд. Из-под её днища полетели остатки резины разорвавшегося колеса.

– Давай, родная, да-ва-ай!.. – «Волга» из последних сил пошла в лобовую атаку на автобус.

Водитель Николай всё понял и стал подставлять бок, рискуя перевернуться. Раздался глухой удар, скрежет и приглушённые крики в автобусе.

Искорёженная груда металла ещё несколько метров двигалась, наконец остановилась на краю обрыва и замерла в облаке тяжёлой пыли…

Из автобуса выскакивали перепуганные люди. Водитель ЛАЗа лежал на баранке. Его волосы были усеяны осколками разбитого лобового стекла. Переднее колесо автобуса было разворочено и вмято вовнутрь. Его заклинило намертво…

По дороге из последних сил, хромая, бежал Пашка Жарких. Он придерживал левую руку, которую повредил при падении из машины. На нём лохмотьями болтались некогда отутюженные щегольские брюки. Рубашка тоже представляла собой жалкое зрелище. Щека Пашки кровоточила, ссадины розовыми цветками усыпали тело. Он тяжело, надсадно дыша, подволакивая ногу, подковылял к месту аварии. Осмотрел бегло автобус, своих коллег по цирку, жадно ища глазами «Волгу». Её нигде не было. Он мотал головой из стороны в сторону, отгоняя очевидное. Гримаса отчаяния и боли кривила губы парня. Его плечи сжались, глаза слепли от накрывающей влаги. Внутри Пашки копился крик отчаяния. Он медленно подошёл к краю обрыва и со сжатыми кулаками закричал в небо каким-то первобытным гортанным воплем. Где-то внизу в карьере, словно в ответ, гулко ухнуло и потянуло горьким дымом. Под ногами Пашки лежали осколки лобового стекла такси, кусок картона с рисунком конской головы. На картоне было написано: «Последняя Лошадь»…

– …Что ж ты так орёшь!.. – словно с небес, сначала послышался стон, а потом слабый Венькин голос. Пашка не поверил своим ушам, стал оглядываться.

– Помоги выбраться, я, кажется, под автобусом, спина горит…

Пашка упал ниц. В самом деле, под автобусом лежал Венька.

Цирковые навалились и стали отчаянно приподнимать край грузной, искорёженной машины. Пашка потянул Грошева за руку.

– Тихо ты, больно!.. У меня, кажется, куча всяких переломов. Спина горит огнём. Выхлопной трубой сжёг…

…Они сидели на краю карьера, грязные, извалявшиеся в дорожной пыли, с разбитыми в кровь лицами, и хохотали в голос, аж подвывая! Пашка обнимал картонку, где было написано «Последняя Лошадь». Венька, икая, заходился смехом. Они вспоминали про десять ангелов, которые, со слов доктора, сидели у них на плечах, и самую первую встречу на вокзале…

– Ещё разная лошадь! Ещё разная…