Я потеряла дар речи. А Сонина встала, открыла гардероб,выхватила оттуда еще одну бутылку коньяка, сделала прямо из горлышка несколькосудорожных глотков, шагнула вперед и рухнула лицом вниз.

В моей жизни был период, проведенный около мужа-алкоголика,и с тех пор я очень хорошо знаю: невменяемо «накушавшегося» человека нельзяоставлять лежать на полу. Даже на паркете, в теплом доме. Во-первых, пьянчугимоментально схватывают воспаление легких, а во-вторых, от того, что они спятслишком глубоким сном и не ворочаются, у них случаются травматические отеки.Генка, например, месяц ходил с полупарализованной рукой – он отлежал себеконечность во время очередного запоя. Как бы вам ни было противно, пьяницунеобходимо переместить на мягкое ложе, подсунуть под него матрас или толстоеодеяло.

Наверное, сейчас мне бы следовало молча уйти, ведь ничего,кроме брезгливости, Катерина у меня не вызвала. Но нельзя же было оставить ееваляться, словно тряпку. Женщина спала в крайне неудобной позе, неестественновывернув ноги. Протрезвеет и не сумеет встать.

Я наклонилась и потрясла Сонину за плечо.

– Ау, проснитесь!

Но никаких звуков, кроме натужного храпения, подругаСмоляковой не издавала. О том же, чтобы самостоятельно приподнять телоКатерины, речи не шло. Великолепно знаю, что спящий алкоголик подобен гранитнойглыбе. Пришлось идти за помощью.

Степа сидел у телевизора. Услыхав мои шаги, он оторвалвзгляд от экрана и спросил:

– Чего надо?

– Помоги, пожалуйста, поднять твою маму.

– Не, там мультик показывают, – замотал кудряшкаминесчастный большой ребенок.

– Мама может заболеть.

– Не, потом.

– Степан, как тебе не стыдно, пошли быстро!

– Не хочу, – уперся тот юноша, – Нину Сергеевну зови.

– Кого?

Степа ткнул пальцем в стену.

– Там живет, она всегда маму домой приводит, если танапьется. Не мешай, мультик интересный. Вон тот, в желтом, плохой, он хочет…

Я молча вышла из комнаты. Теперь брезгливость сменилажалость. Легко мне, более чем обеспеченной женщине, живущей в окружениибеспроблемных детей, Зайки и замечательных подруг, осуждать Катю! Ещенеизвестно, во что бы я превратилась сама, если бы оказалась на месте Сониной.

Ноги шагали к двери, а мысли текли по своему руслу. Во чтобы превратилась? Ну, совершенно точно я не стала бы шантажировать Ми. И неначала бы пить. Из любого положения можно найти выход, главное, не жалеть себя,не хныкать, не стонать, а вылезать из «ямы», даже сбивая руки в кровь. Главное,не сдаваться и помнить: любая, даже самая безысходная ситуация конечна, ужас небывает постоянным. Что-то случится, в конце черного тоннеля блеснет луч света,но увидит его лишь тот, кто пойдет сквозь темноту вперед. Упавшему в началепути, моментально сломавшемуся, жалеющему себя человеку ничего не светит,простите за нечаянный каламбур.

Дверь соседней квартиры распахнулась мгновенно, едва янажала на звонок. На пороге появилась полная, добродушная дама лет шестидесяти.Безо всякого испуга она весело спросила:

– Вам кого, душенька?

– Нину Сергеевну, – улыбнулась я.

– Слушаю, милочка.

– Извините, пожалуйста, понимаю, что побеспокоила.

– Ничем особым не занята, просто глажу, – приветливо сказалаНина Сергеевна. – Так в чем проблема?

– Пришла к Кате Сониной, – осторожно стала объяснять я, – поделу, меня попросили ей пакет передать. Степан впустил в квартиру, а хозяйка…

Нина Сергеевна кивнула, потом повернулась и крикнула:

– Павлик, Женя!

На зов явились два парня лет по шестнадцать, похожие, словнокуриные яйца, крепкие, накачанные, явно регулярно занимающиеся спортоммальчики.

– Детки, – велела Нина Сергеевна, – идите уложите Катю, аСтепу ведите сюда, в гостевую.

– Ясно, буся, – пробасил один.

– Понятно, – подхватил второй.

Нина Сергеевна поманила меня рукой.

– Проходите на кухню. Увы, моим внукам часто приходитсятаскать Катю. То я ее на остановке найду, спящую, то в подъезде упадет. Самоймне, естественно, женщину не сдвинуть, вот и прошу мальчиков. А Степа у нас,можно считать, живет.

– Мало кто, как вы, не станет конфликтовать ссоседкой-алкоголичкой, – вздохнула я, – и уж совсем не знаю людей, которые быпомогали пьяницам.

Нина Сергеевна поправила аккуратно завитые волосы.

– Я ощущаю свою вину перед Катей. Сама не пойму отчего. Ееведь предупреждали о возможных последствиях. Андрей Михайлович тоже переживает,хотя он говорил Катерине, что благополучный исход всего в тридцати процентахслучаев бывает. Но бедная мать так измучилась! У вас есть дети?

– Да, – кивнула я, – двое.

Нина Сергеевна включила кофеварку и неожиданно спросила:

– Они наркоманы?

– Что вы! Нет, конечно. Сын адвокат, дочь мечтает статьветеринаром, но они даже не курят, – изумленно ответила я.

– Тогда вам не понять Катюшу, – горестно кивнула НинаСергеевна и, поставив передо мной небольшую чашку, над которой поднималсяупоительный аромат, продолжала: – Только женщина, прошедшая с ребенком через адгероиновой зависимости, правильно оценит произошедшее с Катей.

Я отхлебнула замечательного кофе и уточнила:

– Хотите сказать, Сонина наркоманка?

– Нет, нет. На игле сидел Степан.

Я чуть не подавилась кофе.

– Степа?

– Да, – грустно ответила Нина Сергеевна, – поэтому он теперьтакой.

Я очень удивилась.

– Но мне сказали, что парень стал таким по причине операции,впал в кому.

– Верно, – кивнула Нина Сергеевна, – большое чудо, что онвообще жив.

– Но при чем тут героин? А! Сообразила! Ему кололи наркотикив период реабилитации? Снимали ими боль?

Нина Сергеевна пододвинула ко мне коробочку конфет.

– У вас не совсем верная информация. Если обладаетесвободной минуткой, могу изложить историю, может, тогда не станете осуждатьнесчастную Катю.