Сонина изумилась до предела.

– Ты хочешь скрыть факт ареста? Но каким образом?

– Я уволилась с работы, – зашептала Ми. – Правда, на службепока ни о чем не подозревали, но вчера вышла газета со статьей о процессе, и я,чтобы не отвечать на вопросы, ушла.

– Ну и ну!

– Ничего, устроюсь.

– Наверное, – пожала плечами Катя.

– Бабки были в санатории, – продолжила Ми, – я им наврала,что Кита взяли в армию. И Насте то же сообщила, и всем знакомым. Даже ЛенаРыбкина не в курсе. Никто не удивился. Лишь ты правду знаешь, пожалуйста, невыдавай секрет! Никита страдает безвинно, за благородство души. Он скоровыйдет, я добьюсь этого.

– Как? – ухмыльнулась Катя. – Ты украдешь свое чадо из-зарешетки? Не смеши.

– Меня тут познакомили с одним дядькой, – сказала Ми, – занекую сумму он берется решить вопрос. Деньги просит громадные, но ничего, яотыщу сумму.

– В долг дать не могу, – живо отреагировала Сонина.

– Я и не прошу, – кивнула Милада, – в другом месте найду,продам все ценное, наскребу, не волнуйся. Только молчи! Никиточка выйдет,захочет учиться, а люди станут на него коситься. Умоляю, никому ни слова!

– Я-то не проговорюсь, – вздохнула Катя, – но ведь забывшими уголовниками надзор осуществляют, и в документах, в анкетах всяких,указывать про судимость надо.

– Ничего, напишет в нужной графе «нет».

– Дурочка, – снисходительно сказала Катя, – кто же такповерит? Проверят сведения, и случится скандал.

Ми заломила руки.

– Мой замечательный помощник берется все устроить. Никитавыйдет на свободу через полтора-два года, и сведения о его отсидке уничтожат,он окажется «чистым». Только придется отдать очень много денег.

Чем дольше я слушала пьяный, сбивчивый рассказ Кати, тембольше мне делалось жалко Смолякову. Похоже, у женщины действительнопатологическая любовь к сыну. Распространенная болезнь, частенько поражающаятех, кто в одиночку тащит по жизни ребенка, или тех, кто не слишком-то счастливв браке. Подобные женщины всю себя отдают своему чаду, но, увы, не всегда чадополучается славным. Я, кстати, никогда не завидовала своим знакомым, которыхмамочки окружали неземной любовью. Не совсем просто складывались отношения вподобных семьях. Очень часто мамы потом начинали третировать повзрослевшихдеток, разводили их с мужьями, женами, устраивали сцены ревности внукам, сневероятной обидой при каждом удобном случае бросая в лицо отпрыскам слова:«Вот, вырастила неблагодарную свинью! Всю жизнь тебе отдала, а что в ответполучила?»

Думаю, подобная маменька на самом деле – хотя кому-то такоеутверждение покажется странным – не любит свое чадо. Она эгоистично ждет, чтодитятко сядет у ног родительницы, лишится собственной жизни, будет существоватьоколо мамаши, и в тридцать лет изображая из себя пятилетку. Кое-кто, вособенности задавленные чересчур заботливой родительницей девочки, покорноисполняют предписанную роль и остаются бездетными, старыми девами. Другие,более бойкие, убегают, бросив мамочку, которая мгновенно вместо патологическойлюбви начинает испытывать столь же патологическую вселенскую злобу. Встречаютсясыновья и дочери, которые навсегда порывают с такой родительницей любыеотношения, не приходят к ней в гости, не звонят, не пишут писем. Наверное, не следуетчересчур строго судить этих детей – так и волк вырывается из капкана, отгрызаясобственную лапу, ведь перед животным стоит вопрос: жить или не жить?

Но Милада-то совсем иная, она не давила на Никиту. А чтовыросло?

– Ага, – с торжеством воскликнула Катя, – чего молчишь?Давай теперь мне денег! Десять, нет, двадцать тысяч долларов!

– За что? – машинально спросила я и, тут же пожалев озаданном вопросе, добавила: – Вам лучше сейчас лечь.

Сонина пьяно расхохоталась и погрозила мне пальцем.

– Знаю, знаю! Ты из издательства! Боишься, лопнет светлыйобраз матери счастливой семьи? Тогда плати! Ми деньги дает, и ты… ик… ик…

– Вы шантажируете Смолякову! – осенило меня. – Потому ивстречаетесь по восьмым числам. Расчетный день!

Сонина уставилась на меня. Внезапно ее взор начал трезветь,а мне стало противно. Вот, значит, как обстояло дело! Катерина, узнав о том,что Кит уголовник, постаралась свести общение со Смоляковой к нулю. Оченьхорошо помню, как Лена Рыбкина сказала: «Одно время Катька совсем исчезла, апотом, когда Ми стала популярной писательницей, снова со Смоляковой общатьсяначала».

Сначала Сонина посчитала дружбу с матерью уголовника лишнимделом, но потом раскинула жадным умишком и сообразила, каким образом можно легко«заработать» деньги. И теперь она шантажирует Ми.

– Вы о чем? – вдруг абсолютно не пьяным голосомпоинтересовалась Катя.

На меня накатило чувство брезгливости, совершеннонеуправляемое. Так я вздрагиваю до сих пор лишь при виде таракана. Наверное,поэтому не сумела сейчас сохранить нужную мину и ляпнула:

– Смолякова платит подруге деньги за молчание! Думаю, иквартиру вам она купила. Неужели не стыдно?

Катерина тряхнула головой, потом спокойно сказала:

– Милада помогает мне, потому что чувствует свою вину.

– Какую? – насторожилась я, крайне удивленная абсолютнотрезвой речью собеседницы.

– Когда на Степочку напали хулиганы, – почти равнодушносообщила Катерина, – ему проломили голову, нанесли смертельное ранение.«Скорая» привезла мальчика в больницу, а там даже не дернулись. Я бегала,просила сделать операцию, но слышала в ответ: «Не мучайте парня, он скороумрет, травма не совместима с жизнью».

Я растерянно заморгала, плохо понимая, куда Сонина сейчасклонит, потом постаралась разобраться в ситуации.

…Узнав о надвигающейся кончине сына, Катя впала в истерику ипозвонила Ми. Смолякова мгновенно прилетела в клинику, имея при себе немалуюсумму денег. Кроме средств, Ми уже обладала известностью, поэтому медикивсполошились и положили-таки полумертвого Степана на операционный стол. Вопрекиожиданиям эскулапов парень выжил, но впал в кому. И теперь похож на детсадовца.

– Все мои несчастья от Милады, – закончила Катя. – Не придией в голову мысль приехать в клинику, Степе не стали бы делать операцию, исейчас бы я не мучилась, глядя на страдания мальчика. Ясное дело, Ми ощущаетсебя виноватой и поддерживает материально того, кого сделала инвалидом.