Так легко пожертвовать! Что ж, он прав, Ингрей знала это всю свою жизнь. «Я этого не забуду», – сказала мать. Ингрей понимала, что это значит. Знала, что Нетано попытается выдавить из ситуации максимум политической выгоды, независимо от того, выживет Ингрей или нет.

Она хотела ему возразить на это продуманное оскорбление в ее адрес и выговорить за презрительное отношение к приютским детям. Но поняла, что если она откроет рот, чтобы возмутиться, то, скорее всего, просто закричит или заплачет. Поэтому Ингрей лишь сказала как можно приветливее:

– Очень приятно познакомиться с вами, пролокутор, – и тут же сжала зубы, чтобы случайно не выдать себя.

Хранительница раритетов, сидевшая с другого бока, начала беззвучно рыдать. Спустя пару минут пролокутор рявкнуло:

– Прекрати уже распускать сопли! Ты ничем не лучше этих спиногрызов, хватит разводить сырость и всех раздражать, все равно ничего не изменится.

Ингрей наклонилась к хранительнице:

– Меня зовут Ингрей Аскольд. Думаю, мы с тобой и раньше встречались.

– Никейл Тай, – ответила девушка. – Я же не специально плачу.

– Мне тоже хочется плакать. Может, если мы все одновременно разревемся, то затопим комнату и устроим мехам короткое замыкание.

Ингрей не знала, почему так сказала, слова вылетели изо рта сами собой. Может, оттого, что смерть так близка. Или оттого, что она помнила, что Тик пытается добраться сюда. Возможно, он уже где-то совсем рядом.

Никейл робко улыбнулась, хоть подбородок у нее все еще дрожал. Вытерла глаза рукой, но слезы все равно продолжали капать.

– Думаю, система атмосферного контроля быстро впитала бы всю влагу. Влажность вредна для раритетов.

– Тогда придется придумать другой план, – сказала Ингрей. От страха у нее кружилась голова. Зачем она все это говорит? – Например, лить слезы прямо на них.

Мех крепче сжал пушку и склонился над ними.

– Ты водонепроницаемый? – спросила Ингрей и, когда мех ничего не ответил, добавила: – Уверена, так и есть.

– Конечно, глупо было бы начинать войну с такими мехами. Тогда мы их победили бы с помощью ведер и водометов.

– Да заткнитесь уже! – рявкнуло пролокутор Дикат.

Никейл снова залилась слезами. Неужели Дикат все это время ругало ее?

Пролокутора Дикат уважали за то, что оно умело говорить просто и прямо, без танцев с бубнами и прочих дипломатических ужимок. Но Ингрей-то понимала, что плохой дипломат никогда бы не смог стать пролокутором.

– Вам очень плохо, пролокутор? – спросила Ингрей. Она взглянула на нависшего меха над ними и добавила по-йиирски: – О чем вы вообще думаете? Заставляете это бедное ослабевшее пожилое неино…

– Ослабевшее! – возмущенно воскликнуло пролокутор Дикат.

– …заставляете его сидеть на полу без подушек, без поддержки для спины. Вы, по крайней мере, могли бы предложить ему скамью!

Мех никак не отреагировал.

– Вы и к своим пожилым родственникам тоже так относитесь?

Никакого ответа.

– Да чтоб вы знали… – начало пролокутор Дикат.

– Замолчите! – перебила его Никейл. – Мы все умрем, и если вы нам хамите, то почему мы должны вести себя вежливо?

– Мол-чать! – раздалось у них за спиной.

К ним быстрым шагом подошла командор. Наверное, темный гладкий шлем, за которым все еще скрывалось ее лицо, к тому же усиливал голос. Этнограф Ченнс выглядывал из-за ее плеча.

– Ведете себя хуже детей!

– Командор Хатквебан, – сказала Ингрей. – Разве вам неизвестно, что у пролокутора больные суставы?

Она не солгала: у Дикат действительно болели ноги. Ингрей вспомнила, как пару лет тому назад все обсуждали это во время собрания, которое проводилось у подножия подъемника.

– И спина тоже больная, скорее всего, ему нужно принимать болеутоляющее, а вы не даете, да еще заставляете сидеть на полу…

– Молчать! – оглушительно рявкнула командор по-йиирски. – Или я вас пристрелю.

Никейл, сидевшая рядом, сжалась в комок и пробормотала:

– Только сперва им нужно заставить нас открыть витрину с «Отказом». Потому что, если сработает сигнализация, двери захлопнутся, и им придется прорезать их, чтобы выйти.

Ингрей разглядывала темно-серые доспехи омкемского командора. Ее замутило от ужаса. Она-то сама членом Первой ассамблеи не была, да и открыть ничего не могла. И про Зат она уже все, что знала, рассказала. Был ли вообще смысл в том, чтобы менять ее на Нетано и детей? Пролокутор право: командор Хатквебан просто искала причину, чтобы избавиться от малышни. Если Ингрей будет досаждать им, то они и от нее смогут избавиться, причем самым простейшим способом. Зачем же она им еще что-то доказывает? Нужно молчать. В конце концов, в Ингрей нет ничего особенного: ни красоты, ни выдающихся талантов, – да и вообще она никому не нужна.

Нет! Она – Ингрей Аскольд, которая вытащила невинно осужденного человека из «Милосердного устранения», откуда и выбраться-то нельзя. Она, безоружная, противостояла Данаку, угрожавшему убить ее огромным ковшом. Ей, конечно, помогли, но и она помогала таинственному и пугающему представителю расы Гек. Может, ее и сейчас спасут.

– Это неприемлемо, – неодобрительно сказала она, глядя в лицо командора, закрытое шлемом. – Вы сейчас же принесете стул для пролокутора, мягкий и со спинкой.

Командор Хатквебан промолчала. Стоявший рядом с ней светлость Ченнс нахмурился и хотел что-то сказать.

– Не спорьте со мной! – отрезала Ингрей, поражаясь самой себе. Только и надо было, что вспомнить посла Гек, и ей удалось вполне правдоподобно изобразить манеру речи иноземного дипломата. – Принесите стул.

– Глупое дитя, – яростно прошептало пролокутор Дикат. – Я сделало все возможное, чтобы нас не убили.

– Вас не убьют, – ответила Ингрей. – По крайней мере, до тех пор, пока вы им нужны. И может, заодно предоставят более комфортные условия.

Ингрей и сама в это особо не верила. От нее омкемцам точно никакой пользы нет. Хотя кто знает. Светлость Ченнс что-то сказал командору, только очень тихо, так что ее автопереводчик не уловил.

– Ха! – воскликнула командор. – Стул обеспечить несколько тишину.

– Командор прикажет принести стул, – перевел светлость Ченнс, – если вы все пообещаете молчать.

– Даже если вы нас о чем-нибудь спросите? – тихо пролепетала Никейл.

– Я бы посоветовал вам не испытывать наше терпение, – сказал Ченнс. – Командор не собирается играть с вами.

– Вы все равно ничего не сделаете с Никейл, пока она не откроет для вас витрину, – вежливо заметила Ингрей. – Полагаю, мы все это знаем. Простите меня, светлость, но, может, командор об этом не догадывается? Вы же не солдат, вы не угрожаете людям.