К сожалению, я не мог: прежде всего потому, что сам не знал всех деталей пресс-конференции. Вскоре еще несколько теоретиков, знавших о моей роли в BICEP, отправили мне преждевременные поздравления, которые, по правде говоря, казались не более чем плохо завуалированными попытками выудить у меня информацию о результатах BICEP2. Я был раздосадован. За неделю до официальной пресс-конференции наше открытие было секретом Полишинеля в научном мире. Я не стал отвечать Матиасу и другим коллегам. Но им не пришлось долго ждать.

Через неделю после пресс-конференции Матиас поздравил меня еще раз. «Ты прошел огромный путь с того времени, как мы были аспирантами! Результат впечатляет. Я помню, когда я приезжал в Калтех, ты показал мне на компьютере несколько схем первой конструкции BICEP1. До сих пор не могу в это поверить. Вселенная была великодушна к вам, парни, и вы сделали потрясающую работу. И я счастлив, что это сделали именно вы. Печально лишь то, что с нами нет Эндрю Ланге». Мне было невероятно приятно получить столь высокую похвалу от выдающегося ученого, который к тому же писал мне из здания, где когда-то работал сам Эйнштейн!

Апрель 2014 года

Но у нас не было времени почивать на лаврах. Нам нужно было вернуться к работе и прежде всего представить статью о результатах BICEP2 в журнал Physical Review на суд коллег. В течение трех недель после пресс-конференции вышло 250 научных статей о нашем открытии. Поразительный успех: обычно научная работа считается «известной», если набирает 250 цитирований за несколько десятилетий! В одной из статей выдвигалось предположение, что данные BICEP2 могли содержать некоторое загрязнение из-за Млечного Пути: группа во главе с физиком-теоретиком Субиром Саркаром из Оксфордского университета предположила, что источником обнаруженного BICEP2 сигнала могло быть синхротронное излучение — хорошо известный тип излучения Млечного Пути, который изначально собирались изучать Пензиас и Уилсон, пока назойливый сигнал реликтового фона не привлек их внимание{3}. Но команда BICEP2 легко опровергла предположение Саркара, поскольку оно не соответствовало ни данным BICEP2, ни более ранним данным BICEP1. Казалось, некоторые теоретики просто хотели погреться в лучах славы BICEP2, пусть даже отраженных. В любом случае, как заметил Уинстон Чёрчилль, «ничто в жизни так не воодушевляет, как то, что в тебя стреляли и промахнулись».

Затем, в начале апреля, я получил еще одно письмо от Матиаса. «Интересно, как долго он будет меня поздравлять?» — подумал я.

Апрельское письмо Матиаса не было похвалой. Он был встревожен. Он хотел обсудить детали — и это свидетельствовало о том, что суровый суд инквизиции, которого я так опасался, начался. По его словам, в Принстоне ходили разговоры о том, как мы использовали приснопамятный слайд Planck. «Люди в Принстоне очень обеспокоены пылью, — его слова звучали как зловещее предзнаменование. — И, по правде говоря, им удалось меня убедить, что нет никаких веских причин верить в то, что это не просто пыль. Ты сам смотрел на передний план?» Разумеется, я смотрел на передний план — на потенциальные источники загрязнения, такие как поляризованное излучение пыли Млечного Пути. Это было главным предметом волнений всей нашей команды: что, если обнаруженные нами B-моды не отпечатки первичных гравитационных волн, а маскирующиеся под них поляризованные сигналы галактической пыли? Но данные на низких частотах, полученные BICEP1, и на высоких частотах, полученные Planck и взятые нами со слайда PowerPoint, убедили нас в том, что мы были правы.

Через несколько дней я узнал, что сразу после пресс-конференции BICEP2 астрофизик Дэвид Спергель провел в Принстонском университете коллоквиум{4}. Он заявил, что нашел в наших результатах грубую ошибку и что наши данные были сильно загрязнены галактической пылью. Вскоре я узнал, что и другие космологи в Принстоне сосредоточились на том, как мы смоделировали влияние пыли. Надо сказать, что негативная реакция со стороны принстонских коллег не стала для нас неожиданностью: в конце концов, они работали над несколькими конкурирующими экспериментами по исследованию В-мод. Мы подозревали, что они просто раздосадованы тем, что их снова обскакали в прорывном открытии касательно реликта. К тому же мы были убеждены, что вскоре сможем исключить значительную часть вероятного влияния пылевого излучения Млечного Пути, как уже опровергли гипотезу Саркара о синхротронном излучении. Но атаки продолжались.

Я поинтересовался у Матиаса, кто еще помимо Дэвида Спергеля обвиняет нас в космологической ереси. Он ответил: «Кажется, ни о чем другом здесь больше не говорят». Мое сердце остановилось. Космологическое сообщество Принстона было одним из самых авторитетных в мире — это был Святой престол космологии, собравший ведущих теоретиков и экспериментальных космологов, среди которых было немало членов различных Национальных академий наук. Это походило на инфляционную инквизицию, способную внести результаты BICEP2 в список запрещенных препринтов.

Представьте себе, что все Налоговое управление США — все его сотрудники, начиная с министра финансов и заканчивая армией дотошных аудиторов, — скрупулезно изучают вашу налоговую декларацию в поисках малейших несоответствий! Есть от чего запаниковать.

Матиас сообщил мне, что талантливый молодой астрофизик Рафаэль Флаугер пишет статью в соавторстве со Спергелем и его аспирантом Колином Хиллом. Флаугер убедил Матиаса, что влияние поляризованного излучения пыли Млечного Пути было намного сильнее, чем предполагала команда BICEP2. То, что мы использовали неопубликованный слайд Planck, делало такими же уязвимыми и нас: они могли оцифровать наши результаты, прежде чем мы их официально опубликовали. Что от слайда родилось, то от слайда и погибнет.

«Не пойми меня неправильно, — добавил Матиас. — Я бы очень хотел, чтобы ваши результаты подтвердились. Но все эти разговоры поколебали мою уверенность. Я очень надеюсь, вы подробно объясните скептикам, что именно вы сделали с этими планковскими слайдами».

Май 2014 года

К началу мая Флаугер и его сотрудники закончили свой анализ и пришли к неутешительным для BICEP2 выводам{5}. Согласно Флаугеру, мы неверно оценили уровень поляризации пыли на слайде Planck, его значение в четыре раза ниже, чем использованное нами. Если это действительно было так, это низводило BICEP2 до роли самого знаменитого пылеуловителя в истории, а нашу команду — до очередных жертв пылевого миража.

Но Флаугер не делал категорических выводов. «Я надеюсь, что сигнал все-таки есть, — беспристрастно продолжал он. — Я не пытаюсь затеять спор ради спора; просто так функционирует наука: кто-то представляет результат, другие его проверяют. Но обычно это не происходит на публике, как сейчас»{6}. Он и его коллеги, а также Урош Селяк и Майкл Мортонсон заявили, что наша интерпретация данных со слайда Planck вызывает сомнения, но это не означает, что мы ошиблись{7}. Только новые данные, которых пока не было ни у BICEP2, ни у других групп, проводящих повторный анализ, могли помочь установить истину. Время суда пока еще не пришло.