Вот оно, подумала Ева, с чего все пошло. Стремление проливать кровь и причинять боль.

– Сколько ей было?

– В первый раз – тринадцать. Прижать к ногтю не смогли. Сцепилась с девчонкой из-за парня. А потом собаке этой девушки подсыпали отравленный корм. Второй раз – в пятнадцать, тот же сценарий. Только на сей раз у собаки – порезы, ожоги, и найдена подвешенной на дереве.

– Сука! – пробормотал на кухне Баннер. – У меня к собакам слабость. Я понимаю, что она убивает людей, но все равно жалко…

– Издевательство над животными. С этого часто и начинают будущие серийные убийцы. Со временем в любом случае переключилась бы на людей, с Джеймсом или без. Еще что-нибудь? – спросила Ева.

– Несколько раз писала заявление в полицию. Жаловалась, что избил бойфренд или что изнасиловали. Судя по отчетам и фото, побои действительно были, однако взаимные. Остальное не подтвердилось.

– Секс в качестве платы, оружия, валюты. Я как-то разговаривала об этом с Чарльзом.

– Каким Чарльзом? – поинтересовался Баннер, возвращаясь с двумя стаканами шипучки.

– Друг. Профессионально занимался проституцией, теперь сексопатолог. Наверняка сказал бы, что она никогда по-настоящему от секса удовольствия не получала. Он всегда оставался оружием или средством. Может, ей впервые понравилось с Джеймсом, потому-то она за него и держится. И еще из-за убийств.

Пибоди сделала большой глоток, заморгала, потерла межбровье.

– Б-р-р! И зачем я только ее пью?… До совершеннолетия пару раз убегала из дома, всегда возвращалась сама. Окончательно сдернула в восемнадцать. Отчим сообщил о пропаже ценностей и денег, но потом забрал заявление.

– Мать уломала.

– Элла-Лу попрыгала туда-сюда и устроилась в «Ковбой и лассо».

– Запиши все это, отправь Мира. Когда поймаем, упечем по полной.

Ева поднялась и вытащила зазвонивший телефон.

– Докладывай, Сантьяго!

– Поговорили с начальником тюрьмы, охранниками, старшей официанткой из бара, мужиком, у которого Элла-Лу снимала жилье, и вдобавок с акушеркой, которая принимала роды. Мы их прищучим, босс!

– Долго вы там!

– Это да…

– Давай кратко. Ты на большом экране, – добавила она, возвращаясь в кабинет и включая громкую связь. – Чтобы все в комнате слышали.

– Ага, в комнате, значит… Я бы тоже не прочь в ней оказаться. Короче, согласно тюремным бумагам, Джеймс сидел тихо, на рожон не лез. Посещал занятия по информатике, показывал успехи. Работал в автомастерской – блестящие успехи. Даже рекомендовали в местную мастерскую, но он после досрочного освобождения попросил разрешения вернуться домой – у них с его подругой там у родственников ребенок. Просьба была удовлетворена. Отметиться так и не явился.

– Подались на восток.

– Охрана блока характеризует его как приветливого и общительного. Много читал, говорил о женщине, которая приходила каждую неделю. Не пропустили ни одно супружеское свидание… По словам начальницы Парсенс, та была безинициативной, плохо ладила с коллективом и, кажется, предлагала сексуальные услуги на стороне. Это подтверждает и хозяин квартиры. Водила мужчин. Никто не оставался дольше часа, обычно – меньше. Исчезла без предупреждения, не заплатив. Разъезжала на пикапе, пару раз гоняла в ремонт – есть мнение, что расплатилась услугой за услугу.

– Никаких сюрпризов.

– Акушерка говорит, во время беременности принимала какие-то наркотики, хотя за руку она ее не поймала. Во время родов устроила, цитирую, «кошачий концерт», хотя рожала легко, будто котенка. Чего не знаю, того не знаю – не рожал ни котят, ни младенцев, за что премного благодарен судьбе!

– Что у вас за шум?

– Коровы, лейтенант. Или молодые волы. Кажется, есть разница, не буду уточнять… В фургоне, рядом с которым припарковалась Кармайкл, битком представителей коровье-воловьего племени. И, кажется, им в фургоне не нравится.

– Шел бы ты оттуда, а то вдруг выберутся!

– Я и сам подумывал… – Покосившись через плечо, он сделал несколько шагов в сторону. – Вы же бывали в космосе, лейтенант?

– Да.

– Я – нет. Наверно, рожать – вроде перегрузки при взлете… Короче, акушерка утверждает, что роды прошли быстро и как по писаному. К младенцу Парсенс интереса не проявляла. Акушерка насторожилась и дважды в день по собственному почину ходила проверять, что ребенок сыт и чист. Парсенс кормила его молочной смесью, чем, естественно, вызвала суровое неодобрение. Заявила, что не собирается «портить сиськи из-за какого-то младенца». Когда Парсенс уехала с ребенком, а вернулась одна, акушерка навела справки и связалась с матерью Парсенс. Окольным путем выяснила, что девочка у нее, но ничего не сказала о своей роли или местонахождении Эллы-Лу, поскольку боялась потерять лицензию. Просто хотела убедиться, что с ребенком все в порядке. Сказала, что Парсенс вполне способна бросить его и даже убить.

– Серьезное заявление!

– Парсенс гораздо больше заботило возвращение после родов в форму, чем дочка. Однажды, когда девочка плакала и акушерка попыталась заставить Эллу-Лу заняться ребенком, в глазах той сверкнула жуткая ненависть.

Ева ничего не сказала – перед внутренним взором внезапно встало собственное детство и ненавидящие глаза матери.

– В основном проявляла безразличие, но тот взгляд начисто лишил акушерку сна. Хотя обращаться в полицию было не с чем.

– Ясно.

– Если коротко, Джеймс в основном производит на окружающих хорошее впечатление, Парсенс – нет.

– Хватает и Джеймса. Возвращайтесь, Сантьяго! На этот раз я серьезно.

– Gracias a Dios! [2] Если думаю на испанском, значит, я прямо сам не свой!

Ева не выдержала и рассмеялась.

– По дороге напишите отчет и отправьте копию Мира. В восемь утра – как штык в управлении, потому что, клянусь Dios, завтра мы на этих двоих накинем сеть!

Она дала отбой и кивнула вошедшим Рорку и Макнабу:

– Слышали?

– Главное…

– Пибоди и Баннер пишут отчеты по дополнительной информации. Почитайте, если хотите, хотя в основном они пригодятся для суда. Подкрепляют наши выводы о тактике и психологическом портрете, подтверждают склонности, нездоровые пристрастия и кое-какие передвижения. Я откромсала на карте еще один квартал. Вероятность – восемьдесят процентов.

– Тут кое-что проясняется. – Макнаб взял газировку Пибоди, отхлебнул. – Повезло с камерами на магазинах – видно, как Джеймс уходит из хозяйственного с рулоном пленки на плече и сумкой. В северном направлении.

– Северном… – Ева развернулась к карте. – Если убрать еще кусок к югу от хозяйственного… Не точно, но могу сделать две карты… Сколько проследили?