Забирая жизни - Нора Робертс

Первого убили случайно. Почти.

Захотелось приличную тачку – просто приличную, даже не крутую – их собственный драндулет закашлял, подергался и испустил предсмертный хрип, как только они пересекли границу Оклахомы с Арканзасом.

Что делать дальше, придумала Элла-Лу. Она всегда отличалась смекалкой и воображением, а после встречи с Дэррилом поверила, что мечты сбываются.

Она тогда работала в ковбойском баре захолустного местечка Драй-Крик, которое многие величали «подмышкой», – располагалось оно на том узком клочке Оклахомы, что вклинивается в Техас. Грезы Эллы-Лу оставались грезами. Парень, с которым она жила, сын шлюхи Коди Бейтс, наградил ее фингалом, разбил губу и бросил валяться на земле у входа в означенный бар.

Элла-Лу чувствовала, что создана для доли лучшей, чем подавать пиво и ядреный виски ковбоям и их бабам с безжалостными глазами; чем подрабатывать, перепихиваясь в туалете и отсасывая в машине у мужиков, которые смердят перегаром и не загадывают дальше очередного рейса.

Лучшая доля вошла в «Ковбой и лассо» одним судьбоносным вечером в лице Дэррила Ройя Джеймса.

Элла-Лу с первого взгляда поняла – вот он! Тот, кто нужен, чтобы жить полной жизнью и превратить грезы в реальность.

Потом она рассказывала, что, когда он вошел в бутафорские салунные двери, от него исходило золотисто-алое свечение. На волосах плясали закатные отблески, а голубые глаза сияли, чистые, как озерная вода с открытки.

Она сразу все поняла.

Дэррил был другим – не чета завсегдатаям «Ковбоя и лассо», которые воняли хлевом и щипали за задницу.

После короткого и страстного брачного танца, когда Дэррил буквально пришпилил ее сначала к дверце туалетной кабинки, а потом к стене у выхода, он сказал ей то же самое.

С первого взгляда! Едва взглянули – полюбили! Строка из книжки. Шекспир, или, как он его называл, пройдоха Уилли. Дэррил почитывал его в колонии для несовершеннолетних техасского Дентона, куда угодил в шестнадцать лет.

В восемнадцать он вышел и попал прямиком в помощники к механику, бойфренду матери. Моторы слушались Дэррила, как других – лошади. Барлоу, который своими придирками доводил Дэррила до бешенства, говаривал, что, вкладывай он в работу столько же энергии, сколько в мечты куда-нибудь сдернуть, – стал бы миллионером.

Дэррил же никак не мог понять, зачем упахиваться до смерти, когда существует много других способов получить желаемое. Лучший из ему известных – позаимствовать у соседа.

И все-таки, опасаясь тюряги, он проторчал в ненавистном гараже три года – целую вечность!

А потом прикарманил шесть тысяч восемьсот долларов. Недоумок Барлоу выручил их за левые сделки и прятал у себя в кабинете в столе с двойным дном.

Кроме того, Дэррил разжился кое-каким оборудованием, запчастями и взломал витрину с ценным охотничьим ножом, рассчитывая загнать его по хорошей цене.

Собрал вещички, пока мать была на вечной каторге, обслуживая посетителей кафе за нищенскую плату и еще более убогие чаевые. Сунул в карман три тысячи двести баксов из кошелька, который она держала в жестянке с мукой. Всего выходило десять кусков.

Считая себя хорошим сыном, не тронул последние шестьсот сорок шесть долларов и приложил записку:

Погрузил все в угнанный пикап и распрощался ко всем чертям с оклахомской Глушью.

В «Ковбой и лассо», а заодно и жизнь Эллы-Лу Дэррил вошел в свой двадцать первый день рождения.

Они решили, что это судьба, ибо стали друг для друга настоящей манной небесной.

Не прошло и суток, как она забросила в его машину рюкзак со своими сокровищами земными и села рядом.

Ехали быстро, сорили деньгами направо и налево, воровали в охотку и при всякой возможности трахались, как кролики.

К тому времени, как Дэррила арестовали в Талсе за попытку стянуть обручальное кольцо для любимой, – просадили все до последнего цента.

С учетом охотничьего ножа, Дэррилу дали четыре года и препроводили в тюрьму, на сей раз в Оклахоме.

Элла-Лу его ждала. Устроилась в бар, перебивалась, отсасывая у клиентов. Ни разу, ни за какие деньги не пошла дальше.

Однолюбка.

С рвением, не посрамившим бы святого отца во время воскресной мессы, она каждую неделю навещала Дэррила и на очередном уединенном свидании забеременела.

Дэррил читал Шекспира, ковырялся в моторах, компьютерах и прочей электронике и учился делать бомбы.

Иными словами, приобретал знания, которые пригодятся на свободе.

Элла-Лу назвала дочь Дарра, в честь Дэррила, и отвезла кроху в Элк-Сити к бабушке.

Застряла там на целых десять дней и чуть не сдохла от долгой разлуки с любимым. Зато бабуля успела привязаться к внучке, а отчим ослабил бдительность.

Зная, что мать не позволит отчиму натравить на нее полицию, Элла-Лу прихватила прабабкино серебро – оно досталось бы ей так и так, – бросила младенца и помчалась в Мак-Алестер, чтобы успеть к дню свидания.

Может, когда-нибудь им захочется оседлой жизни и они вернутся за дочерью. А пока надо жить и любить каждую минуту на полную катушку – как говорил Дэррил, что поделаешь, роковая любовь!

Ребенок в нее не вписывался…

Дэррил вышел через три с половиной года за хорошее поведение. Элла-Лу ждала его у ворот в облегающем белом платье и красных шпильках.

Только-только дотянули до мотеля, как платье уже полетело на пол, а туфли – к потолку.

Оба согласились, что на Мак-Алестер станут смотреть только в зеркало заднего вида, и провели ночь за сексом, закуской и игристым вином, которое Элла-Лу попятила в баре, где больше не будет ни работать, ни отсасывать.

Она хотела перебраться к Атлантическому океану, мечтала об огнях и шуме большого города, который так не похож на Оклахому.

Заявила Дэррилу, что их судьба – Нью-Йорк, единственный мегаполис им под стать, огромный и яркий.

И потому, когда машина зачихала, Дэррил пустил в ход навыки механика, а также запчасти, снятые с чужого авто на парковке, и продолжил путь на восток. Орало радио, рядом, словно продолжение его самого, свернулась калачиком Элла-Лу.

Несмотря на все старания, драндулет не выдержал расстояния и скорости и подох как собака.