Тело росло, тянулось к самому небу, медвежья голова Борна возвышалась надо мной, а под нею находилось мускулистое тело, которое поддерживали сильные задние ноги, чьи ступни были шире, чем колонна, где мы прятались, вжимаясь в камень. Сходство было поразительно точным, но основывалось оно все же не на самом Морде, а на поглощенных последышах, а потому – оказалось более бесчеловечным и диким, а само тело – компактнее и более гибкое.

Этот новый Морд, новый Борн посмотрел на нас с огромной высоты, рыкнул и заковылял на север. Мы выскочили из нашего укрытия, чтобы посмотреть ему вслед.

Сначала этот Борн-Морд двигался, как ящерица, затем – как мокрица, потом пошатнулся, будто пьяный, взметнув клубы пыли. Борн только приспосабливался быть медведем. Наконец он осознал себя, исправился и стал двигаться, как медведь, размашисто шагая на всех четырех лапах.

– Морд! Морд! – заревел он, вызывая своего противника.

Не откладывая ни на минуту. Оставив нас позади. Уходя на никому не принадлежавшие земли.

Борн пошел своим путем, а мы – своим. Говорить было не о чем, оставалось только собрать наши нехитрые пожитки и топать на юг. Мне пришлось отвернуться от горизонта, в то время как там, под огромным весом Борна, взрывались биотехи-ловушки, отмечая его путь бегемотами, левиафанами и прочими фантомами жизни, бессильно клацавшими челюстями в пустом воздухе, они принимались кружить в поисках плоти, а затем падали обратно, колотясь в агонии своей квазисмерти.

Но даже когда Борн ушел, я продолжала чувствовать, что так или иначе он здесь, рядом со мной, просто замаскировался в плащ-невидимку, такой же тонкий, как молекулы воздуха, которым я дышала.

В утреннем свете стало понятно, что борозды в земле у колонны проделала та самая, неудачно запущенная Морокуньей ракета.

На самой границе пустоши мы увидели одинокую утку с перебитым крылом, пившую из грязной лужи. Утка делала глоток, тревожно поднимала головку, снова делала глоток и опять молча замирала. Ждала. Просто чудо, что ее никто не убил, что она ускользнула от всех незамеченной.

И мы пошли дальше, к зданию Компании.

Мертвый плавник, трепещущая жаберная щель, шлеп-плюх тех, кто таскается на двух ногах, хотя им бы полагалось иметь четыре. Маленькие, скрюченные козявки, пойманные в капканы луж, непрерывно вылупляющиеся и умирающие, вылупляющиеся и умирающие, один и тот же организм, раз за разом сотворяющий себя снова и снова. Яд в запечатанном ковчеге. Обрывки генетического материала, перемешанные, вечные, никогда не заканчивающиеся. И никогда на самом деле не жившие.

Посередине сравнительно крупного водоема – скопление крови на поверхности, как зрачок слепого глаза, без начала и смысла, просто откуда-то снизу толчками била, отравляя воду, кровь. Выпьешь – и конец тебе. Не исключено, что это была одна из дьявольских ловушек Компании. Или нечто такое, с чем они не справились. Или вообще не их рук дело. Никто не смог перекрыть протечку, и кровь продолжала себе литься, давно перестав их заботить. Кому могло быть нужно подобное уродство?

Это была сущность отстойников между зданием Компании и пустошью, так называемыми «солончаками», в которых не было ничего естественного, – искрошившаяся пластмасса вперемешку со стеклом и металлом.

Отходы, которые они не смогли или не захотели сжечь. Мерзость покрывала дно водоемов, лепилась к стенам здания, точно икра какой-то искусственно выведенной рыбы, тяжелыми комьями приставала к подошвам наших ботинок. Она придавала отстойникам их особенную окраску, и они невообразимо переливались всеми цветами радуги, а при определенном освещении казались то темно-зелеными, то бледно-голубыми или розовыми. Их отсветы мерцали на обрывках тумана, стелившегося над самой землей не выше колен.

Иначе говоря, всевозможное загрязнение и заражение. Сюда сплавляли ненужных биотехов, и они либо сами подыхали, либо их сжирали другие выброшенные биотехи, подбирали стервятники, койоты или люди вроде меня, гордо именовавшие себя профессиональными сборщиками живой ткани. На дне меньшего водоема валялись мертвые «астронавты», их зараженные костюмы до сих пор светились оранжевым, а от тел и лиц не осталось почти ничего, даже костей.

Я уже целую вечность не приходила сюда на охоту, но знала это место и всегда ненавидела его: скорбное, неизлечимо больное, наглядное доказательство того, насколько презирала нас Компания. У меня не было ни малейшего желания стать частью местной экологии, но не было выбора. До того, как Морд в непредсказуемой ярости своей не напал на Компанию, сделав из этого места запретную зону.

Затем началась война между Морокуньей и Мордом с его последышами, сохранявшая недоступность этого места.

Вик не был в здании Компании с тех самых пор, как покинул ее.

– Раньше тут было так же миленько? – спросила я его, когда мы приблизились.

– Если не милее.

Особенной красотой это место никогда не отличалось, но теперь стена здания, примыкавшая к двум водоемам, обвалилась и обгорела, ее белизну запятнала плесень, то, что пощадил огонь, покрылось красными, зелеными и темно-серыми подтеками, почти скрывшими первоначальный цвет. Обломки стен, как осколки толстой яичной скорлупы, торчали из искусственного песка или валялись в отстойниках, попав туда во время нападения Морда. Мы прошли рядом с продолговатыми, оплавившимися обломками вертолета, черной стрекозой, раздавленной Мордом. В кабине можно было различить только странную окровавленную панель и никаких других останков пилота, ни единой косточки. Лучше всего сохранилось дерьмо Морда, пологими кучами лежавшее на подступах к зданию, словно неряшливые стоги сена. Старое, засохшее и просеянное до последней крошки. Нам повезло, что в последнее время Морд наведывался сюда нечасто.

Нужно было отыскать запасной выход – замаскированную дверь-невидимку, подвластную только осторожной, знающей руке, такой, как у Вика. Она наполовину находилась под водой и ею не то что никто не пользовался, никто почти не знал о ее существовании. До того как Морд разорил Компанию, пробраться туда было невозможно, да и теперь это было не то место, где стоило попытать счастья.

Хуже всего было то, что дорогу нам преградил последыш. Поначалу зверь бежал по пустоши в сторону от нас, поминутно оглядываясь через массивное плечо, как будто не был уверен в правильности своего выбора.

Как будто не мог решить, продолжать ли движение к ужасному, поразительному Борну-в-обличье-Морда, добравшемуся к тому времени до скопления разрушенных домов, все еще господствуя над всем окружающим, или же начать преследовать нас?

Медведь замедлился, как если бы ему мешал сильный ветер. Повернулся, немного подумал, еще немного потоптался на месте, затем галопом понесся в нашу сторону. Наблюдая за ним в бинокль, я по приметам прикинула скорость и сказала Вику, что последыш догонит нас через десять минут.

Иначе говоря, нам следовало в течение пяти минут найти дверь или бросать все и сломя голову бежать на юг, в пустыню. Оттуда уже было бы почти невозможно вернуться в город, так как пришлось бы делать крюк по разоренным западным землям. Поплясали бы с лисицами в пыли древнего морского ложа да и сгинули бы от жажды либо от клыков хищников. А может быть, нас бы там поймали последыши.