– Всё-всё, закончил болтать глупости.

Он взял её за руку, и они продолжили идти, разомлевшие от выброса в кровь дофамина. Летающие в световых пятнах фонарей мошки разлетались, уступая им дорогу.

– Как тихо. Давно я не прогуливался здесь в столь поздний час. Хм. Я слышу, как бьётся твоё сердце.

– Да?

– Нет, конечно.

– Я пока не научилась различать, когда ты шутить, а когда нет. Вот научусь, и ты не сможешь надо мной подшучивать.

– И не надейся, – мягко отрезал он. – Куда мы идём?

– Ты провожаешь меня домой.

– Звучит убедительно. Ты живёшь там же? На улице Вагонной?

– В соседнем доме, – сообщила она. – Переехала ближе к маме после того, как овдовела.

Роман мысленно проложил маршрут. Прогулочным шагом они придут к её дому через десять минут. Она поднимется к себе, а он вернётся на такси в сиротливую квартиру, где даже бегонии чахли от одиночества.

– Моё горе сблизило нас. Её муж, мой папа, умер от пневмонии. Ей прекрасно известно, как всё внутри обрывается, когда угасает близкий человек, а ты ничем не можешь ему помочь. Позволить ему уйти окружённым заботой – вот и всё, что у тебя есть.

– Вы обе молодцы. Принимай смерть как часть грандиозного замысла, – посоветовал он. – Это помогает не бояться конца, особенно если ты не веришь в Бога. Не за горами день, когда догорят и наши с тобой свечи. Вот тогда и узнаем, чего мы сделали людям больше – оставили ожогов или подарили тепла.

– Красивая метафора. – Яна поёжилась. Лёгкое платье не спасало от ощетинившегося ветра. – Ой, что-то я замёрзла.

Он обнял её, прижавшись плотнее всеми частями тела. Она обхватила его за талию, не до конца испорченную мучными полуфабрикатами.

– Ты сохранила фигуру.

– А ты волосы.

– Но не зрение, – вздохнул он. – Не слишком-то привыкай к моим очкам, скоро у меня операция. Придётся издательству ставить на задние обложки мою обновлённую фотографию. – Упоминание о книгах навело писателя на другую мысль. – Ты читала мои книги?

– Все до одной.

– Ты себя не жалеешь.

Её признание приятно удивило его. Линда читала написанное им за время их брака скорее по принуждению, чем ради своего удовольствия и радости любимого мужчины. В числе фанатов интеллектуальных детективов она не значилась. Ей больше импонировал флёр успешного мужчины, издательские вечеринки, отели с пятью звёздами, чем перелистывание отпечатанных на принтере страниц. Жаль, что понял он это только после полученного от неё удара. Ни стильные очки, ни развитая интуиция не помогли разглядеть за привлекательным фасадом холодную пустоту ещё на этапе знакомства.

– А «Чертоги гнева» целых два раза.

– Сочувствую, – сказал он. – Нельзя так над собой издеваться.

– Ты писатель от Бога, Рома. У тебя богатый духовный мир. Пишешь легко, увлекательно, местами занудно, но мне твои книги именно такими и нравятся. Книги должны чему-то учить тоже. И ты с этим хорошо справляешься. Я всегда знала, что в тебе есть что-то особенное. Если не веришь, спроси у других одноклассниц. Ты отличался от парней в классе, не в лучшую или худшую сторону, ты был другим. Теперь-то я давно знаю, в чём именно заключалось отличие. Ты чувствуешь этот мир через призму воображения и тонкой натуры. Если не книги, то музыка или живопись, я в этом уверена.

– Музыка, – подтвердил он. – Рисую я как курица лапой.

– Скажу как учитель русского языка – я рада, что ты выбрал художественную литературу.

Он непременно захотел пролить свет на не самый приятный период своей жизни:

– Если ты видела меня насквозь, почему мы не начали встречаться в старших классах? – спросил он, наперёд зная ответ.

– Потому что ты так и не пригласил меня на свидание.

– Ты ждала этого от меня?

– Каждый день, Рома. – Она подняла голову и поцеловала его в подбородок. – И ещё долго после окончания школы. Вслушивалась, не звонит ли домашний телефон, выглядывала в окно в надежде увидеть тебя у подъезда.

– Надеюсь, ты когда-нибудь простишь мне мою застенчивость. Можешь представить, как я сам от неё настрадался.

– Ни одно испытание не даётся просто так.

– Ох, милая, скажи это миллионам бедняг на планете и узнаешь о себе много нового. Иногда беда – это только беда. Я сам верю в чудо, так проще жить, однако часто за драмой не стоит божественный замысел. Когда тебя бросают в воду с криком «плыви!», призом является твоя собственная шкура. – Лиловые тени деревьев скрывали от него детский сад, где он ребёнком подворовывал иргу и кислые груши. Пару раз приходилось уносить ноги от сторожа. Так быстро он не бегал даже на школьной физкультуре.

– О чём ты задумался?

– О ткани, из которых мы ткём наши судьбы, – туманно ответил он. – Раз в полгода я приезжаю в посёлок. Гуляю, ем мороженое, предаюсь воспоминаниям. Вбираю в себя позитивные флюиды, если так можно выразиться. Это помогает не сойти с ума в нашем зачастую уродливом мире.

– Я тебя понимаю.

– Каждую поездку сюда я думал о тебе, представлял, как сложилась бы наша совместная жизнь, будь я в пятнадцать лет решительнее.

– И что ты представлял?

Прежде чем ответить, он задал другой вопрос:

– Ты согрелась?

– Меня согревают твои слова, – сказала она. – Пойдём? Дочь будет беспокоиться, куда я запропастилась.

– На самом деле ты хочешь поскорее от меня избавиться.

– Опять шутишь. – Она взяла его под руку. По дороге пролетел старый, облепленный провокационными наклейками автомобиль. Самым безобидным изречением было, пожалуй, распространённое: «Моя жизнь – мои правила», выполненное на английском языке. Из открытых окон вылетало закладывающее уши «тунц-тунц». Роман пожелал водителю хорошего улова гвоздей. – Так какой ты видел нашу жизнь?

– Занудной, разумеется. – Они ступали по истёртой «зебре» к той части района, где сосредоточились кафе и магазины. Горящие вывески прибавляли освещения, однако, кроме одного круглосуточного продуктового магазина, всё было закрыто до утра. – Мы живём здесь, в перерывах между декретами ты работаешь учителем, готовишь мои любимые блюда, смеёшься над моими шутками. Я пишу книги и признаюсь тебе в вечной любви. Наши дети ходят в пятьдесят пятую школу. Мальчика зовут Андрей, а девочку Вика. По выходным мы выбираемся в город, но чаще проводим их за городом, в доме… который построил Джек… с камином. Перед сном ты читаешь мою писанину, исправляешь пунктуацию и предлоги…

– Ну, хоть чем-то я тебе пригожусь.

– …У меня с ними вечный конфликт. Я жадно ловлю твою мимику, пытаясь угадать, нравится тебе или нет. Совсем-совсем перед сном мы занимаемся любовью при свете луны. Сумбурно, да? Я не готовился заранее, правда.

– Такая «занудная» жизнь