обещал завести страницу в социальной сети, чтобы в случае чего поддерживать контакт с не последними для него людьми. Незамужняя Ирина превратила объятия в проверку его выдержки. А затем и вовсе положила в нагрудный карман рубашки сложенный обрывок бумажки. Какой бы дефицит в сексе он ни испытывал, кидаться на податливое тело в его планы не входило. Он умел держать себя в руках, чем всегда немного гордился. Тем более, кроме Яны, других женщин во вселенной для него сейчас не существовало.

Они проходили мимо детской библиотеки, куда в младших классах их водили смотреть трилогию «Тропой бескорыстной любви» про приключения рыси. Вытоптанную дорожку на заднем дворе пятиэтажного дома окружала высокая трава. Он сунул в рот сочную травинку, как не раз проделывал лет до двадцати пяти, пока окончательно не променял природу на удушливый запах плавящегося асфальта. За плотными занавесками нижних этажей повсеместно зажигался свет. Железный гриб на детской площадке, защищавший песочницу от дождя, казался анахронизмом рядом с современной пластиковой горкой.

– Как твои дела, Яна? – Он разорвал бумажку Ирины с номером телефона, не вникая в цифры. Клочки отправились на дно мусорного бака с грацией снежинок. У них ничего бы не вышло независимо от его чувств к Яне. Мечущиеся доступные женщины не вызвали в нём живого отклика.

– Всё хорошо, Рома. Но ты ведь не об этом спрашиваешь?

– Нет.

Они шли от школы бок о бок, не сговариваясь о том, куда идут. Как будто так было и нужно. Два уже не самых молодых человека, в чьих провинциальных глазах таилась неизъяснимая грусть.

Подол платья Яны Трошевой мягко парусился. Собираясь рассказать свою историю, она невольно опустила голову вниз:

– С тех пор как два года назад умер муж, жизнь сузилась до размеров тропинки, которую мы с тобой пересекаем, – сказала она. – В буквальном смысле. Я каждый день хожу по ней в школу.

Он прекрасно понял значение её слов. Она хотела сказать, что краски жизни потускнели, дни не отличались один от другого. Добро пожаловать в клуб искалеченных душ, милая.

– Несладко тебе пришлось.

– Работа помогает. Дети… они, ну…

– Забирают одну энергию и отдают другую, – подсказал он. Два года одна. Смерть мужа сильно по ней ударила.

– Да! – Её удивлённый возглас вынудил путавшегося под ногами воробья отскочить в сторону. – Твоя способность видеть людей насквозь меня пугает.

«Здесь ты ошиблась, милая, – горько усмехнулся он про себя. – Я делаю вид, что разбираюсь в людях, однако я так же ничего не понимаю об этой жизни, как и все вокруг. Линда не даст соврать. Её финт ушами стоил мне полгода эмоциональной нестабильности».

– От чего умер твой муж?

– Почему для тебя это важно?

– Хочу понять, через что ты прошла.

Над ними вспыхнули фонари уличного освещения. Бледный свет окрашивал растения в бурый цвет. С одной стороны, стало уютней, с другой, в отсутствие сумрака романтические чары слегка истончились.

– У него отказали почки, – скупо ответила она, по всей видимости, не желая ворошить болезненное прошлое. – Наследственная болезнь. Ни врачи, ни народная медицина ничего не смогли сделать.

– Представляю, как ты намучилась перед тем, как он угас.

– Угас, – прошептала она. – Какое точное слово. Два месяца наполненных кошмарами дней и ночей. Ничего, мы с дочерью справились.

– И ты называешь это «всё хорошо»? – На месте пустыря, где он мальчишкой загорал на покрывале, высились однотипные дома. Все закутки были заставлены автомобилями. За жилым комплексом начинался лиственный лес, облюбованный сыроежками. – Говоря твоим языком, у меня всё просто замечательно.

– Мои трудности позади, Рома. – Яна сорвала с обочины ромашку, чтобы чем-то занять руки. – А ты? Ты счастлив в браке?

– Я живу один, Яна, – открылся он ей. – Бывшая жена нагадила в душу, забрала дочь и пьёт дайкири во дворце нового ухажёра. Этот год богат на неприятные сюрпризы. С дочерью вижусь раз в неделю, новая книга застопорилась. Время течёт сквозь пальцы, а покоя всё нет. Кризис среднего возраста во всей красе. Ни читатели, ни друзья, ни пляж с белым песком не способны заткнуть течь внутри меня.

– Мне очень жаль.

– Нет, тебе не жаль. – Он прочувствовал силу момента. Развернул её к себе, взял за руки, заглянул в глубины через всё понимающие глаза. – Как и мне не жаль, что твой муж умер. Звучит страшно, но это так. Будь всё иначе, мы бы не флиртовали весь вечер. Ты отыскала меня не ради юбилея школы и моей речи, за твоим звонком в радиостудию кроется нечто большее. Я хочу пригласить тебя на свидание, пока это не сделал кто-то другой. Один раз я уже потерял тебя, глупо совершать второй раз ту же ошибку.

– Ром…

– Что, Ром? Думаешь, мы не подходим друг другу? Думаешь, я богатенький повеса, строчащий книжонки в свободное от разврата время?

– Я…

Он снял очки, коснулся тёплых губ, теряя голову от блаженства. Прижал к себе гибкое тело, держась за узкую талию. Она обмякла в мужских руках. Почти в каждой его книге присутствовала любовная линия и одна причёсанная постельная сцена. Никакие слова не могли доподлинно передать возникающий между мужчиной и женщиной ток.

В отличие от похоти, тепла с Линдой ему катастрофически недоставало. Из-за нехватки нежности в браке, он переносил свои фантазии о светлой любви на бумагу. Очарованный мужчина слаб, говорила она, создавай главных героев мужественными молчунами, женщинам это больше понравится. И, конечно, была права. Влюблённость – удел женщин, но, чёрт возьми, сдерживать радость от любви к женщине было крайне тяжело.

С Яной сладострастие уступило место чувству, чистому, как горный ручей. Он снова вернулся в пятый класс, когда половое влечение ещё не заиграло в нём на полную силу. Время повернулось вспять, словно никогда не существовало трёх предыдущих отношений, завершившихся дыркой от бублика. Достаточно было один раз прильнуть к алым губам, чтобы шрамы на сердце затянулись, а обиды растворились в бархатном вихре эмоций.

– У меня ноги подгибаются. – Яна дышала ему в шею. Впервые за многие месяцы он смотрел на небо, не испытывая межгалактической безнадёги.

– Бросала бы ты пить, родная. – Её мягкие волосы хотелось гладить снова и снова. Без каблуков их разница в росте составляла сантиметров двенадцать.

Она уткнулась в него, сдерживая смех. Он произнёс негромкое «тшшш». Успокаивающий звук помогал укачивать Виолу, когда она ещё помещалась у него на руках в младенчестве.

– Ну-ну, не плачь, – опять сострил он.

– Я сейчас…

– Описаешься? За твоей спиной высокие кусты, ступай смело. Я постою на страже.

– Рома! – Небольшая грудь Яны конвульсивно поднималась от его подростковых шуток. Природная сдержанность не позволяла ей рассмеяться