с другом. По-настоящему со мной, по-настоящему с самим собой. Мне нужно настоящее, — я сделала паузу и зарылась лицом в его густые волосы. Я вдохнула его запах, запах зимы и леса, заставляя себя сказать это. — Может быть, ты боишься не высоты. Может быть, ты просто боишься падения.

Джулиан поднял голову и посмотрел мне в глаза. Я ждала, что он что-нибудь скажет, но он так и не сказал.

Я выскользнула из-под него и побежала обратно к скутеру, зная, что он не побежит за мной.

— Фэллон, ты даже не знаешь, о чем говоришь, — крикнул Джулиан, ударив ладонью по кирпичной стене, когда я опустила шлем и перекинула ногу через скутер.

— Не делай этого.

Я сделала это, и мы оба проиграли.

Глава 22

Фэллон

Я всегда задавалась вопросом об увлечении ужасами. Не только ужасами, но и триллерами. Напряженность и кровавые эпизоды… Те самые книги, которые заставляют меня съеживаться, прыгать, прятаться, кричать и спать с включенным светом. Книги, от которых мои мышцы напрягаются, сердце учащенно бьется, а в животе трепещут летучие мыши. Те же самые книги, которые заставляют все мое тело реагировать в режиме «сражайся или беги».

Те же книги, что стояли на полках в дедушкином кабинете.

Я задавалась вопросом об очаровании, стоящем за любовью к ужасам, и теперь я понимаю.

Может быть, это способ отвлечь или заполнить наше горе, наше одиночество, что есть нечто большее, чем это. Чтобы напомнить себе, что мы на самом деле не одиноки во времена, когда чувствуем это. Хотя большинство людей не могут видеть то, что ежедневно проходит рядом с нами или прячется перед нами, возможно, невидимая любовь все равно существует. Может быть, если бы у любви было лицо, она выглядела бы как злая и вызывающая зависимость вещь — эмоциональный монстр с непостижимым голодом.

Да, может быть, именно поэтому я люблю ужасы, потому что они заставляют мои мышцы напрягаться, сердце учащенно биться, а бабочки, летучие мыши, порхают внизу живота. Это заставляет все мое тело реагировать в режиме «беги или сражайся». На мимолетное мгновение ужас удовлетворяет все, что есть внутри меня, что жаждет быть наполненным, встреченным лицом к лицу или забытым.

Было что-то в Фредди в пять утра в похоронном бюро. Шепот электрических струн пролился в подготовительную комнату, играя на моем опустошенном сердце, как на воздушной гитаре.

Темнота окутала меня со всех сторон, кроме единственной лампы над окоченевшим телом Бет Клейтон, которое лежало на холодном металлическом столе, но ее здесь не было. Только я и пустой сосуд. Я зажала пинцет между пальцами, вытаскивая нитку из ее упрямых губ. Я очень хотела это сделать, надеясь, что она вернется ко мне и раскроет секреты, запертые в ее душе. Может быть, именно поэтому ее убийца зашил ей рот… чтобы она не могла говорить со мной.

Но поскольку ее убийца сделал это, это означало, что они знали, что я могу разговаривать с мертвыми. Они, кто бы это ни был, знали, что Бет Клейтон окажется на моем столе, и ее дух окажется у меня на глазах. Никто не мог этого знать.

Мои мысли мгновенно вернулись к Джури Смиту и людям, которые были там, когда я выгнала всех из комнаты, чтобы поговорить с ним. Мандэй, офицер Стокер, Эрл Пэриш, Бэк Пэриш, Джон Сент-Кристофер, Майло Эндрюс, Джулиан…Джулиан Блэквелл.

Джулиан, Джулиан, Джулиан. «Они могли слышать, как я разговариваю с мертвыми?» Я содрогнулась от этой мысли.

Я закрасила ее брови, нанесла легкие тени на веки и провела подушечками пальцев по ее скулам, нанося толстые слои, чтобы придать ей цвет. Бет Клейтон была красивой, милой и вся ее жизнь была впереди.

— Что с тобой случилось?

Быть гробовщиком нелегко. Видеть, как детские тела пролетают над моими столами, было тяжело. Я думала, что с молодыми девушками вроде Бет Клейтон сложнее.

Я прижала большой палец к губам, затем к ее лбу, как всегда делала с каждым телом, с которым сталкивалась.

— Ты свободна, милая девочка, теперь тебя ничто не удержит.

Одинокая сладкая слеза согрела уголок моего глаза. Только одна, как и в любой другой раз, и я вытер ее досуха.

— Это было мило, — сказал чей-то голос. Я обернулась, и Джон стоял, прислонившись к дверному проему, его волосы были растрепаны, но его одежда, как всегда, безупречен, с двумя чашками кофе в руках. Он оттолкнулся от стены и направился ко мне.

— Ты всегда так делаешь? — спросил он, протягивая мне чашку.

— Да.

Его бровь приподнялась, когда он поднес кружку к губам.

— Молишься за них?

— Полагаю, это просто пожелание живых мертвым. Ничего особенного.

— Звучало и выглядело довольно необычно для меня.

Улыбаясь, я постучала по краю стола рядом с телом Бет.

— Она готова к похоронам завтра.

— Ты уже уходишь?

Он дернул запястьем, и его часы сдвинулись.

— Сейчас шесть утра.

— Пять сорок пять, — поправила я, вставая и подходя к раковине, чтобы включить воду.

— Я здесь уже около часа. Я хочу вернуться к дедушке и быть там, когда он проснется.

Я встряхнула руками и схватила бумажные полотенца из автомата.

— Я вернусь позже, чтобы убрать витрину и подготовительную комнату. Клейтоны должны быть здесь около десяти.

Джон кивнул, его взгляд следил за мной, пока я натягивала простыню на тело Бет.

К шести я была в закусочной Мины, как только она открылась, захватив свои заслуженные горячие пирожки и два номера «Дейли Холлоу». И к половине седьмого я вернулась к дедушке, стояла над утесами со свежей чашкой кофе в руке, наблюдала за восходом солнца и ждала, когда он проснется.

Теперь это было моей повседневной рутиной, и я не возражала против этого. Впервые за долгое время я больше не была одна. Мы с дедушкой хорошо ладили. Вместе мы нашли ритм. Хотя он так и не отправил письмо, чтобы привезти меня сюда, я не могла быть более благодарна за то, что провела с ним это время. И боль в моем сердце только усиливалась с каждым днем, зная, что его дни сочтены.

Мой взгляд упал на то место, где я впервые встретила Джулиана.

Я хотела уступить ему в переулке. Мне потребовалось все, чтобы не сделать этого. Все говорят вам, как жить своей жизнью, но никто не говорит вам, как уйти от жизни, которую вы любите, когда она начинает причинять боль. Да, с Джулианом я любила жизнь, потому что он