Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слово Мона здесь появилось от итальянского ma donna – моя госпожа. А при сокращенном варианте – mona. Это слово есть в полном названии картины на итальянском языке.
Написанная где-то в начале 1500-х годов, она не перестает восхищать нас сегодня, через половину тысячелетия.
– Если будешь баловаться, отдам тебя дяде, – услышал я за спиной русскую речь.
Скосил взгляд. На скамейке среди зала сидела женщина с ребенком.
Я еще немного поманипулировал с Джокондой, потом обернулся, погладил девочку по голове:
– Не бойся. Дядя не злой. Но баловаться в музее не надо. Мама права.
Надо было видеть, как изумилась мать ребенка, неожиданно услышав русские слова в Лувре.
Примерно такая же ситуация случилась со мной несколькими годами раньше.
…Мы с приятелем заблудились в Антверпене. Ходили-ходили и потеряли ориентиры. Помнили: для начала надо найти Итальянский бульвар, затем зоопарк. Оттуда ходил автобус к нашему причалу.
В общем, ходили мы из улицы в улицу и все бестолку. И тут я увидел старушку. Она шла медленно, никуда не торопилась.
– Давай спросим у нее, – предложил я.
– Пошли, догоним.
– Не подскажете, как нам пройти к Итальянскому бульвару?
– Конечно. Вам надо пройти так и так. Там и будет бульвар.
Мы поблагодарили бабушку и поспешили по указанию. Прошли пару кварталов. Я неожиданно остановился и закричал:
– Ты заметил – мы говорили с ней по-русски?
– Давай догоним?
– Извините, мы сообразили, что говорили с вами по-русски. Вы из России?
– Да, из России, но очень давно.
Мы разговорились. Наша новая знакомая оказалась Евгенией Эрастовной Евреиновой. Из знаменитой российской семьи, насчитывавшей 27 дворянских родов.
В ходе русско-польской войны в 1655 году в плен были взяты два брата – Матвей и Федор иудейского происхождения. Позже они получили вольную, их крестили в православие.
Они дали начало знаменитой фамилии. В их роду были Статский советник, обер-прокурор, сенатор, губернатор, Тайный советник, архиепископ, юрист, купцы, шахматист, академик, режиссер и несколько генералов.
Есть любопытная деталь. На гербе клана Евреиновых среди прочего нарисованы шестиконечные звезды. Они ассоциируются с еврейским магендовидом. И тут же приходят на память мараны – испанские евреи, которые под нажимом приняли христианство, но оставались верными иудаизму.
С победой большевиков Евгения Эрастовна – еще ребенок – ушла с семьей в трудную эмиграцию. В итоге они оказались в Париже, где было уже триста тысяч русских. Научилась машинописи и проработала всю жизнь машинисткой.
– Теперь живете в Антверпене?
– Нет. Здесь живет мой знакомый. Он побывал в Санкт-Петербурге, по-вашему в Ленинграде. Я приехала посмотреть фотокарточки, которые он там сделал. Все-таки мое детство прошло в этом городе.
Мы долго прогуливались по улицам Антверпена. Рассказывали ей о своей жизни.
И поди ж ты, я на много десятков лет запомнил ее имя, хотя оно и не очень простое.
* * *
Жизнь слишком коротка, поэтому начинайте с десерта.
К концу второго дня нас разделили на три группы. Одна поедет на север Франции, другая – на запад, третья – на юг. Я попал в эту группу.
На вокзале чемоданы снова сбились в табун. Мой – великан – гордо высился над своими собратьями. Ко многим чемоданам уже были привязаны пакеты и свертки. Их хозяева с завистью поглядывали на мой, в котором еще было достаточно места для следующих покупок.
…В Каркассоне – крупном городе на юге Франции – нас ожидал очередной прием. Были на нем руководители города, были прочувствованные речи… Но больше всего запал в память фуршет. Я вспоминал Ремарка, французских классиков – не так фабулы их произведений вспоминал, как названия напитков, которые употребляли их герои. Первым делом я поинтересовался у официанта кальвадосом. Напиток оказался неплохим, но наша водка, пожалуй, получше. Ко мне присоединились несколько человек из нашей группы и стали пробовать все подряд. Думаю, французы чрезвычайно поражались нашей застольной лихости.
Утром отоспались, начали собираться на экскурсию. Я вышел из номера и увидел странную картину – наша группа быстрым шагом торопится по своим комнатам. Похоже, чего-то испугались, разбегаются. Остановил одну девицу, спрашиваю:
– Куда все спешат, как на пожар?
– Там журналисты пришли…
– Какие журналисты?
– Французские.
– Ну и что?
– Наш руководитель куда-то ушел.
– Не понимаю…
– Его нет, а они будут задавать вопросы…
– Все равно не понимаю.
– Они будут задавать вопросы, а я боюсь отвечать.
– Почему?
– Они переврут, а меня больше за границу не пустят.
– Не бойся. Где наш толмач?
Нашли переводчицу. У нее, слава богу, крыша не поехала.
– Мы спустились на первый этаж. Из наших там никого не было. Посреди холла стояла группа французов и беспомощно оглядывалась. Мы с переводчицей подошли к ним.
– Нужна помощь, господа?
– Мы не знаем к кому обратиться.
– По какому вопросу?
– Мы журналисты. Хотели бы поговорить с руководителем вашей делегации.
– К сожалению, руководитель делегации сейчас отсутствует. Я компетентен по всем вопросам нашего визита во Францию. Кстати, я ваш коллега. Пойдемте, присядем и если это вас устроит, отвечу на все вопросы.
Когда мы сели в кресла, я сказал:
– Прежде, чем начнем разговор, хочу вас кое о чем попросить. Если вам будет что-то непонятно из моих ответов, спросите еще раз. Я не обижусь, если и десять раз спросите. Главное, чтобы в ваших публикациях сообщенные мною факты были реальные, точные.
А теперь спрашивайте.
Дальше пошли вопросы, обычные для подобных пресс-конференций. Что за делегация? Это правительственный проект? Это пропаганда? Кто в составе делегации? Высокопоставленные функционеры?
К этому времени испуг у многих моих попутчиков прошел. Они тоже пришли в холл. Я по одному начал показывать журналистам на них.
– В делегации молодые люди. Вот студентка, это школьница, старшие классы, вот инженер, доктор, чиновник, директор фабрики игрушек, бухгалтер… Можете с ними поговорить. Мы приехали, чтобы с французскими сверстниками праздновать юбилей нашей революции. Как мы видим, вашей молодежи это нравится.
На следующее утро ребята побежали и скупили свежие номера местных газет. Переводчица принялась пересказывать написанное. Все было точно, без вранья. Правда, они переврали мое имя – не знали, как написать по-французски. Но это не грех.
Впереди нас ждал Перпиньян. Была в нашей группе молоденькая и весьма миловидная девчонка. Этакий симпомпончик. Однажды я обратил внимание на ее фотоаппарат. Необычный и непривычный. Я уже много лет довольствовался