— Поэтому я восхищаюсь тобой. Ты смогла противостоять сильному мужчине и оказалась права. Благодаря твоей силе у меня прекрасный внук, а у Тимура замечательный сын, — Ольга Сергеевна поднялась. — Я ни к чему не призываю, но ты должна знать. Тимур любит вас. Вас обоих.

Она ушла. Я была ошеломлена. Я ждала мужа.

Глава 33

Тимур

Погода в Нижнем Новгороде была такой же паршивой, как и мое состояние души. Все три дня рвался домой, ждал отъезда, хорошо, что умел делегировать, и отсутствие продуктивности и остроты мысли никто не заметил. Хорошую мину я всегда умел строить.

Сейчас летел домой, на серое небо и безликую хмарь внизу смотрел и боялся. Егору сказал, что меня не будет три дня. Он расстроился. Было приятно, что я хоть что-то для него теперь значу. С Гелей сложнее: мы созванивались и переписывались, но сухо, только про сына. Я не решался заигрывать и пошлить, да и не хотел. Только в качестве разрядки обстановки. Ангелина была слишком тиха и задумчива. И обижена. Мы говорили начистоту: она спрашивала; я отвечал. Старался правду, но где-то смягчал. Не говорить же, что в ту ночь Марьяну дважды пользовал. Ненужные жестокие подробности. Кому от них легче?..

Эти три дня в том числе и для нее, на подумать. Сможет ли быть со мной? Мы ведь оба все понимали. Наш брак давно перестал быть фиктивным, и договор давно уже отошел на какой-то дальний план. Нужно что-то решать. И не факт, что решение будет в мою пользу. Смогу ли я уйти, если прогонит? Наверное, нет. Смогу ли грозить и давить на жену? Точно нет. Прошло то время.

Говорят, чтобы удержать, нужно отпустить. Но я не могу сделать этого. И силой держать тоже. Замкнутый круг. Не знаю, как выйдем из него. Если прогонит, придется уходить. Если женщина не хочет, нельзя принуждать. Только по своей воле. Только по любви.

Из Шереметьево вечером по пробкам два часа добирались. Я очень хотел успеть к девяти, пока Егор не уснул. Но опаздывал. Поэтому очень удивился, обнаружив свет в детской.

— Не спите? — осторожно заглянул.

— Папя венуся! Папя!

Они сидели на детском коврике и играли. Егор увидел меня и бросился на руки. Как же тепло на сердце стало. Значит, теперь и я важен для сына. Неужели признал меня отцом по-настоящему?

— Егоркин, ты почему не спишь? — крепко обнял его.

— Тебя ждал, — ответила Геля. Я улыбнулся ей и достал из кармана шоколадное яйцо. Егор их очень любил. Но на этот раз он не взял его сразу, а продолжил крепко цепляться за мою шею.

— Сынок, давай я верхнюю одежду скину, руки помою и спать будем, подождешь?

Егор активно закивал.

— Иди в кроватку.

Через полчасика уложив сына, спустился в гостиную. Геля сидела на диване, подогнув под себя ноги. Она была непривычно тиха и задумчива.

— Геля… — присел к ней, руки прохладные согреть пытался.

— Твоя мама приходила вчера. Мы много говорили с ней. Она рассказала, Тим. Про твоего младшего брата. Про Лешу…

Я отшатнулся от нее. Что? Мама сказала? Зачем? Для чего? Мы столько лет не вспоминали, к чему эти откровения?!

— И что? — спросил прохладно. Это тема запретная в нашей семье. Мы не говорили и не обсуждали. Каждый варился в личном аду. В одиночестве. Я не хотел тянуть в него жену.

— Мы столько вместе, а ты скрывал от меня часть своей жизни. Почему, Тим?

Я отошел к окну, в серебряную февральскую ночь смотрел. Почему? Хороший вопрос.

— Зачем, Геля? — спросил, не поворачиваясь.

— Как зачем?! — воскликнула пораженно. — Я должна была знать!

— Не беспокойся, — холодно отчеканил, — я говорил с врачами: я здоров. Если бы эти аномалии были наследственными, то никогда бы не женился и не стал заводить детей.

— Я не об этом, Тим! — пылко возразила. — Я не дурочка и слишком много изучала диагноз. Понять пыталась, почему мы, почему у нас… — хрипло проговорила. — Это может случиться в любой семье, самой-самой здоровой. Но если бы я знала, если бы ты вместо ультиматумов поделился своими страхами…

— Страхами?! — оборвал, переспрашивая. — Да, я боялся. А еще стыдился. Мне было стыдно, Ангелина. Я хотел забыть. Я забыл. Почти, — повернулся к ней и остро впился в глаза. — Ты хочешь узнать правду?

Геля медленно испуганно кивнула.

— Хорошо. Завтра узнаешь. Я покажу тебе.

Сегодня мы больше не говорили. Я ушел к себе. Мне нужно было подумать, подготовиться, найти смелость открыться полностью. Я не спал всю ночь. Утром мы вместе отвезли сына в садик. В машине молчали. Я вел авто на север Москвы, в частный детский хоспис. Сюда определяли ненужных больных детей. Доживать свой короткий мучительный век. Я не осуждал. Я понимал, стыдился этого понимания, но ничего не делал.

— Куда мы приехали? — спросила Ангелина, когда остановились у высоких ворот.

— Это медицинское учреждение, которое давно финансирует наша семья.

Я лично занимался благотворительностью по долгу и во имя репутации, но только не в отношении этого центра. Здесь все по-другому. С этим местом много связано. Много боли. Оно в принципе концентрация слез. Родителей, которые любят, но сломались, у которых нет сил. Детей, которые хотели бы быть как все, но не могут победить природу.

— Пойдем.

Я помог жене выйти из машины и направился на проходную. Сюда с улицы просто так не попасть. Охрана сообщила о нашем приходе главврачу. Он встречал в холле.

— Тимур Викторович, вы неожиданно сегодня.

— Доброе утро, Владимир Владленович, — мы пожали руки. — Ангелина Витальевна, моя жена, — познакомил их.

— Очень приятно. Вы хотите ознакомиться с финансовыми отчетами относительно освоения благотворительных средств?

— Нет, мы хотим посмотреть хоспис. Покажете, расскажете?

Владимир Владленович проводил нам экскурсию, если так вообще корректно говорить. Я с каменным лицом (да, иначе не мог, только кутаться в стальной панцирь равнодушия и бесстрастности) смотрел на детей разных возрастов: как совсем маленьких, так и подростков. Здесь принимали пациентов до двадцати пяти лет. Диагнозы разные, но все сложные, обреченные. Дети жили здесь,