— Я не буду! — протестовала Геля. Измученная, три дня без сна, с красными глазами и бледным лицом. — Я нужна сыну!

— Ты нужна ему сильной! — оборвал я. — Геля, тебе нужен отдых. Я разберусь. Доверься мне.

Она смотрела, не мигая, с минуту, затем слабо кивнула и позволила сделать укол. Я лично ее, ослабевшую, отнес в палату. Егор тоже спал. Ему поставили капельницу с витаминами и еще чем-то. Лечение пока не началось, только результаты анализов пришли.

— Прокапайте ее. Что-нибудь для поддержания иммунитета, — попросил старшую медсестру.

Нам предстояла тяжелая борьба. Нам всем нужны силы. Мама осталась с ними в палате. Она пыталась держаться, но видно, что ей тяжело дается быть сильной. Отец еще названивал. Но сейчас вообще не до него.

Я вернулся в кабинет к нашему лечащему врачу. Нужно отчего-то отталкиваться. Точка отсчета запустила маятник времени.

— Ренат Оскерович, мне нужно предметно знать, что делать.

Без нервов и истерик, ими Егору не помочь.

— Во-первых, нужно подписать согласие на переливание, — и показал мне документы. Я подписал. Доктор сразу позвонил и велел готовить концентрат красных телец. — Следующим шагом будет поддерживающая терапия стероидами. Нам нужно как можно скорее обследовать вас с супругой и начать поиск подходящего донора.

— В смысле поиск? Мы с женой можем не подойти?

— Тимур Викторович, успешная пересадка костного мозга во многом зависит от высокой совместимости генома. Нам нужно не менее девяносто процентов. Из близких родственников идеальными донорами могли бы стать братья или сестры, и то не всегда.

— Егор у нас один.

— Мы обязательно проверим вас с супругой на совместимость, но я советую максимально быстро начать поиск в международном реестре доноров костного мозга.

— Я правильно понимаю, какой-то чужой человек может быть ближе, чем родители? — какой-то невероятный оксюморон! Насмешка природы.

— Шанс, что вы или Ангелина Витальевна подойдете безусловно есть, но это случаи один на миллион, понимаете?

— Понимаю, — задумчиво кивнул. — Если мы най… — нет, не если! Когда мы найдем. Мы обязательно найдем! — Когда появится подходящий донор, что дальше?

— Дальше — пересадка.

— Риски? — спокойно спросил. Это спокойствие съело добрую половину моих нервных клеток.

— Реабилитация, — ровно ответил Ренат Оскерович. — Она важна не меньше, чем выбор донора и сама трансплантация. У нас девяносто процентов удачных пересадок костного мозга. Но реабилитация тяжелая. У нас есть специализированные центры, но, если есть возможность, я бы советовал обратиться в клиники Израиля с огромным опытом выхаживания юных реципиентов.

— Возможность есть, — проговорил я. — Давайте начнем.

— Прежде чем ехать, нужно стабилизировать Егора. И поиск донора. Это не делается за считанные дни, сами понимаете.

Да, я понимал. Но будем надеяться, что либо я, либо Ангелина подойдем. На кого еще надеяться, если не на нас с ней.

— Пока могу поделиться контактами клиники в Тель-Авиве. Один из наших лучших онкогематологов уехал туда и успешно практикует. Пообщайтесь, послушайте, решите…

— Привет, — я сидел возле постели Егора. Геля отлучилась в ванную. Мы оба испытывали сильный мандраж. Она узнала, что не может быть донором. Ее фенотип не совпал на необходимом уровне. Только пятьдесят процентов, этого недостаточно. Поломки в гене нет ни у нее, ни у меня. Просто Егору не повезло. Так тоже бывает. Природа иногда проверяет нас на прочность.

Мои результаты еще изучались. У нас с сыном максимальная тканевая совместимость, но поскольку ошибка в нашем случае — большой риск, меня попросили сдать еще несколько пробирок. Мы верили и надеялись. К сожалению, найти подходящего донора очень сложно. Нам повезло, если совпадение подтвердят. Увы, но никакие деньги не могут купить «генетического близнеца». Но у меня хорошие шансы им стать. Правда, надеюсь, сын будет умнее меня.

— Пап, а кода ми дямой? Я утал лезать.

— Егоркин, — гладил его маленькую ручку, — мы обязательно вернемся домой, но скоро мы полетим на самолете. Помнишь, ты ведь хотел?

— Дя! — обрадовался, но быстро погрустнел. Я провел в этой больнице неделю и видел много. Очень жаль, что больным детям приходилось так рано взрослеть. Вот и у моего сына такой осознанный, понимающий взгляд. — А тубочки убилут?

— Пока нельзя, сынок. Они тебе помогают.

— Я боею? — спросил доверчиво и просто.

— Ты выздоровеешь. Обязательно. Мы еще летом будем бегать с мячиком по нашему газону. И бассейн построим. Как у твоей невесты Ксюши.

— Она ме ни невета! — нахмурился. Я начал легонько щекотать ему пяточки.

Утром нас с Ангелиной обрадовал врач — у нас с сыном невероятно высокое совпадение по геному, почти девяносто процентов! Главное, чтобы этого хватило! У Егора есть шанс на будущее, долгое, здоровое, прекрасное. Мы все для этого сделаем.

Нас ждал Израиль. Врачи работали в симбиозе с русскими коллегами и планировали трансплантацию и последующее долгое восстановление. Прогнозы — несколько месяцев в Израиле, может, полгода. Время, как и деньги, — мелочи. Главное, результат.

У нас было два дня, чтобы подготовить отъезд: медицинский борт, сопровождение и, конечно, бытовые и рабочие вопросы.

— Мам, песеля возьмешь к себе? — Ангелина осталась с Егором в больнице, а мы с матерью поехали собирать вещи для нас всех.

— Знаешь, — мама как-то необычно решительно кивнула, — я решила, что поживу у вас: за домом и Шреком пригляжу. Когда вы вернетесь, все будет, как Егор привык. Ты ведь не против?

— Нет, конечно. Живи. Отец? — посмотрел пытливо.

— Думаю, нам полезно пожить отдельно… — загадочно ответила.

На следующий день я, кажется, понял, почему она так себя повела. Папа не общался с моей семьей, но в тяжелый момент попросил приехать в отчий дом. Я думал, поддержать хочет, извиниться, помочь морально. Нет, увы.

— Ну что, — отец пригласил в кабинет и устроился в кресле за массивным столом, — какие прогнозы?

— Хорошие, — скупо ответил. — Мы завтра улетаем в Тель-Авив. Уверен, костный мозг приживется…

— Как скоро ты сможешь вернуться?

Я непонимающе вздернул бровь. На что он намекает?

— Полгода, плюс-минус.

Отец нахмурился.

— Ты не можешь так надолго бросить работу. Ты нужен в министерстве. Твое место займут, понимаешь?

— На что ты намекаешь? Говори прямо.

— Если ты так хочешь тащить больного ребенка, пожалуйста. Жизнь