Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как голос Мирового Древа.
Голос бога.
И он говорит: «Здравствуй, Нод».
И я говорю:
– Здравствуй, существо мира.
Существо мира спрашивает о корабле. Говорю, что Тревожная Собака – сварливая, задиристая ржавая лоханка.
Говорю, что при всем при том она достойный корабль.
Говорю, что корабль заботится о Ноде.
Говорю, что Нод доверяет кораблю. Нод доверяет капитану Констанц.
Ноду нравятся люди. Люди изломанные, глупые, но забавные. Людям можно доверять.
И мировое существо думает об этом, думает.
Потом оно говорит:
«Хорошо».
Башня была старая, с замшелыми камнями. Мне с вершины виден был свод леса, протянувшийся до горизонта, вздымавшийся и опадавший, как потревоженный ветром зеленый океан. Я представляла себя смотрителем маяка. Ветер, разбиваясь о стену башни, приносил с собой острый запах сосновой хвои и смолы. Он ерошил мне волосы, теребил подол шинели. В ветвях мельтешили птицы и насекомые. Из глубины леса слышались крики и уханье невидимых животных.
За моей спиной стояли по сторонам простого деревянного стола аватары Адалвольфа и Праведного Гнева. Адалвольф вернулся к предустановленному портрету молодого узколицего мужчины с непокорными черными волосами, запавшими щеками и пылающими глазами. Просторное темное одеяние билось на его исхудалом теле. А вот аватара Гнева изображала могучее мстительное божество в стиле древних римлян. Безупречно-белая тога облекала мускулистый бронзовый торс. Светлые волосы колечками спускались на плечи, на лбу их придерживала платиновая повязка. Толстые пальцы сжимали древко золотого трезубца с зубьями в виде зигзагов молний, а глаза блестели извечной синевой Средиземного моря.
И когда он открыл рот, голос его загремел, как прибой о каменистый берег:
– Я представляю флот Конгломерата.
Адалвольф, скрестив руки на груди, ответил равнодушным взглядом:
– Как и я.
– Нет! – Гнев резанул воздух свободной рукой. – Уже нет.
– Нас отправили охранять содержимое Объектов. Нам было поручено…
– Вам было поручено скрывать существование и природу этого содержимого до времени, когда мы сможем прислать полноценную экспедицию. – Гнев вытянулся во весь рост. – Легко увидеть, что вы провалили задание.
Адалвольф расцепил руки. Он в своей черной хламиде смотрелся как инь против ян Гнева – черное против белого.
– Мы перехватили обнаруживший находку разведывательный корабль Внешних и сбили его, не дав отослать развернутое сообщение.
– Но после этого вы самовольно расстреляли лайнер с девятью сотнями иностранных граждан. Вы в самом деле воображали, что никто… – он кивнул в мою сторону, – не станет его искать?
Адалвольф бросил на меня полный презрения взгляд:
– Когда вы появились, я как раз собирался нейтрализовать эту… эту… изменницу.
– В таком случае хорошо, что я вас остановил, – пророкотал Гнев, – учитывая, что в команде этого корабля числится единственный сын адмирала Мендереса.
– Мендереса?..
Над вершиной башни пронесся ветер. Высоко над нами одиноко, потерянно кричала птица. Адалвольф впервые выдал волнение. Огонь в его глазах мигнул.
– …Я не знал.
Гнев стоял против ветра, твердый и несокрушимый, как башня, которую попирали его сандалии.
– Список команды в открытом доступе. Вам требовалось всего лишь проверить.
Он прищелкнул толстыми пальцами, закрывая тему.
– Однако все это бледнеет и не стоит внимания, – проговорил он, – в сравнении с другой твоей глупостью.
Адалвольф опустил руки, сжал кулаки, похожие на кулаки скелета:
– Какой глупостью?
Он снова взглянул на меня, и я поняла, что его естественное раздражение возросло многократно оттого, что выслушивать выговор приходится при мне, которую он считал теперь чужой и презренной.
Римский бог не желал замечать наших взглядов. Он ударил трезубцем о камень пола, и гром сотряс небеса.
– Ты чуть не погубил Ону Судак.
Адалвольф ждал другого, и этот ответ совершенно сбил его с толку. Он совсем смутился:
– Поэтессу?
– Да.
Он озадаченно пожал плечами:
– И что из этого?
Неприятная улыбка, растянув щеки Гнева, открыла его крепкие зубы цвета слоновой кости.
– Имя Судак – это прикрытие. Ранее вы, два идиота, – он впервые включил меня в число собеседников, – знали ее как капитана Дил, командующую флотом Конгломерата, которой вы непосредственно подчинялись в сражении при Пелапатарне.
Адалвольф прижал руки к груди. Он вполне владел лицом своей аватары, но в его голосе я расслышала удивление.
– Капитан Дил жива?
Во мне вскипала злоба. Это Дил отдала чудовищный, преступный приказ сжечь мыслящие джунгли. Я принимала свою долю ответственности за исполнение этого приказа, но я хотя бы пыталась загладить вину за содеянное. Покинула флот и целиком посвятила себя сохранению жизни. А Дил даже извиниться не потрудилась. Сразу после подписания перемирия она пустилась в бега. В единственном оставленном ею заявлении не было ни стыда, ни раскаяния – просто лаконичное сообщение, что она сделала то, что считала необходимым для окончания войны. Я и мои сородичи были орудиями гибели Пелапатарна, но мы лишь выполняли то, для чего нас предназначили: на спусковом курке лежал ее палец. Мы исполняли приказ, но этот приказ об убийстве произнесли ее губы. И если я не пыталась воздать ей по заслугам, то лишь потому, что поверила слухам – официальные и неофициальные, они циркулировали несколько недель и месяцев после ее исчезновения, – что она смертельно ранена и, возможно, уже умерла. Теперь, в свете новых откровений, становилось ясно, что слухи лгали.
– Жива, – рокотал Гнев, – под моей защитой и не в лучшем расположении духа.
– Как? – спросил Адалвольф. – Я имею в виду – каким образом?
– Подробности не существенны, важно, что ты ее чуть не убил. – Гнев недовольно насупил брови. – И она выжила благодаря чистейшей счастливой случайности.
– Я не знал.
Пока они спорили, мысли у меня кипели, но я хранила молчание. Рано или поздно они дойдут до обсуждения моей судьбы, но я не собиралась торопить неизбежное, напоминая о себе. Я тем временем искала выход. Никаких сомнений, что, если адмирал прикажет, они меня убьют. Надежду выжить сулил только побег, но, чтобы бежать, нужно было придумать, как укрыться от их орудий.
В отчаянии я мазнула лучом прицельного лазера по поверхности Объекта под собой, проследила извилины каньонов, за которые он получил свое название. Мои приборы показывали, что в самых широких я могла бы уместиться, но я сразу отбросила эту мысль. Даже если меня не подстрелят при спуске, что дальше? Я застряну в дыре, из которой мне некуда будет деться, и меня разбомбят сверху. Длина моего корпуса не позволяла пробираться по сложным изгибам этих ущелий. Меня бы заклинило на первом же повороте, а значит, я окажусь беспомощной, как рыба в бочке. Будь под нами другой Объект, скажем Перевернутый город или Сломанные часы, я бы нашла множество укрытий на их беспорядочно изрытой поверхности. Но вот каньоны Мозга для меня почти бесполезны.