Или нет? А если жители Северного в другой раз просто запасутся более тяжелым оружием? Может быть, я лишь запустила насилие на новый круг?

– Признаков выживших не вижу, – прервал мои размышления голос Лауры, – но и тел тоже.

Я встряхнулась, устыдившись вдруг припадка самокопания.

– Значит, они, возможно, еще там?

– Не стоит ли им просигналить?

– Почему бы и нет, черт возьми? Про нас уже всем известно, хватит таиться.

– Ясно.

Она склонилась над панелью, а я снова переключилась на главный экран, на который была наложена тактическая схема.

Если бы нам…

Только что небо было чистым, и вот уже поле зрения заполнил «Адалвольф», его острый нос уставился на нас с двух тысяч метров по нашему курсу, и люки всех его торпедных аппаратов были открыты в боевой готовности.

Я вырубила тревожную сирену. В рубке стало тихо, и я ощутила себя кроликом в перекрестье браконьерского ружья.

Если «Злая Собака» вела с братцем переговоры, они происходили на скорости, на порядки величины превышавшей возможности моего восприятия. А мне только и оставалось, что проверять готовность заградительных батарей – не много же от них будет проку против выпущенных почти в упор торпед – и готовиться к смерти. Пальцы мои вцепились в края панели управления, а уши наполнились грохотом океанского прибоя – гулом моей собственной крови. Грудь ходила ходуном. Я вспомнила, что следующий вдох может стать последним. И, закусив губу, задержала выдох. Мгновения мучительного ожидания растягивались…

А потом «Адалвольф» осветился.

Я съежилась, решив, что это от пусковых установок. Но сразу сообразила, что к нам присоединился третий корабль и залил борт «хищника» красным светом прицельных лазеров.

– Свят…

Этот корабль был вдвое больше, чем «Адалвольф» и «Злая Собака», вместе взятые, а формой походил на мяч для регби. Его броня щетинилась оружием: торпедные установки, рельсовые пушки, батареи, – а на корпусе я различила звездную эмблему военного флота Конгломерата. Во время войны я слышала о таких, но своими глазами не видела. Их называли «ятаганами», и были это не тяжелые крейсеры, а полноценные линкоры, величайшие из боевых кораблей человечества, с огневой мощью, достаточной для равного боя с полудюжиной кораблей поменьше.

Тихий гудок предупредил, что вторым лазером это чудовище высветило нас.

В углу моего экрана возникла аватара «Злой Собаки».

– Приказывают остановиться, – сообщила она, пожимая плечами.

– А «Адалвольфу»?

Я не могла понять, с какой стати корабль Конгломерата выцеливает своих.

– И ему.

– Что происходит?

Вместо ответа «Злая Собака» открыла новое окно. Его заполнил флаг Конгломерата.

– Принимаю входящую передачу с «ятагана», – пояснила она. – От адмирала Мендереса с «Праведного гнева».

Флаг сменился круглым лицом мужчины с седой щетиной на голове и шеей, едва ли не толще черепа.

– Судну Возврата «Злая Собака», – пролаял он. – Говорит адмирал Якоб Мендерес с флагмана Конгломерата «Праведный гнев». Настоящим приказываю прекратить маневрирование и отключить все наступательное и оборонительное вооружение.

Правый глаз его прятался под обвисшим веком, но левый был широко открыт и пылал. На основном экране, показывавшем лицо в несколько раз больше натуральной величины, я видела каждый капилляр в глазном яблоке, каждую открытую пору на приплюснутом носу.

Сердце у меня еще колотилось после встречи с «Адалвольфом».

Прокашлявшись, я набрала воздуха в грудь.

– Говорит капитан Салли Констанц с судна Возврата «Злая Собака». – я проглотила ком в горле и облизнула губы. – Я не имею намерения открывать боевые действия помимо самообороны. Мы выполняем чисто гуманитарную миссию и просим вас не препятствовать ее выполнению.

Мендерес на экране не изменился в лице. Он скосился в сторону, сверяясь с чем-то, невидимым для меня, и спросил:

– Констанц… В войну служили у Внешних?

– Командовала медицинским фрегатом.

– А теперь под вашей командой бывший крейсер Конгломерата?

– Забавные повороты выдает жизнь, да?

Мое легкомыслие его явно оскорбило.

– Я предвижу проблему.

У меня загорелись щеки.

– Только если вы воспрепятствуете поиску моих людей на планете.

– Вы деактивируетесь и будете выполнять, что вам сказано.

– Нет, – покачала я головой. – Не буду.

Он набычился, но я не дала ему заговорить.

– Мы представляем Дом Возврата, – сказала я, повторяя заученный на подобные случаи текст. – И, препятствуя нам в исполнении наших законных обязанностей, вы нарушаете Договор Общности, приложение четырнадцать, статьи с седьмой по одиннадцатую.

Лицо адмирала так налилось темной кровью, что я испугалась, не лопнул бы у него череп.

– Мне плевать на крючкотворские штучки, – рявкнул он. – У меня для вашего корабля четыре торпеды и всего два вопроса.

Он наклонился, заполнив лицом весь экран, и мне показалось, я ощущаю запах его дыхания.

– Где… – спросил он, хрипло выдавливая каждое слово по отдельности, чтобы и речи не могло зайти о недопонимании. – Где Она Судак?

И совсем угрюмо закончил:

– И где мой сын?

В лифте не было места уложить Клэй на пол, но мы с Престоном, сняв куртки, свернули из них подушки и устроили ее поудобнее. Престон, натыкаясь взглядом на торчащую из ее груди трубку, каждый раз бледнел и отворачивался.

– Как самочувствие? – спросил я.

– Обезболивание действует, – прищурилась Клэй. – А где, кстати, мой пистолет?

– Мы его потеряли.

– Да чтоб вас… – она откинула голову, оперлась затылком о стену. – И куда мы направляемся, надо думать, не знаете.

– Понятия не имеем.

Я взглянул на прозрачный люк кабины. Движение не ощущалось, и оттого возникало впечатление, что это стена снаружи уносится вверх с немыслимой скоростью, а мы остаемся на месте.

Престон чуть не ткнулся носом в стекло и сказал, не оборачиваясь:

– А еще мы остались без воды и пищи.

Клэй не дала себе труда ответить. Она, морщась от боли, закрыла глаза. Дреды ее растопырились по самодельным подушкам, как ножки тарантула. Установленный мной дренаж должен был облегчить давление на ее легкое, но это было в лучшем случае временное решение. Ей требовалась настоящая медицинская помощь, и поскорее.

Моя поджившая пулевая рана болела там, где я, затаскивая остальных в тесное укрытие, потянул швы. Каждое движение отзывалось горячей рвущей болью во внутренностях, и хирургический пластырь местами, похоже, отклеился. Я держался как можно ближе к стене, чтобы мой громоздкий экзоскелет не монополизировал скудное пространство кабины; Клэй заняла бо́льшую часть места на полу, а Престон скорчился у запечатанной двери. Мы напоминали трех детишек, спрятавшихся в шкафу, где едва хватает места для двоих. Только мы здесь не в прятки играли. Ставки были бесконечно выше. У двоих серьезные раны, которые без помощи со стороны станут смертельными, и все мы безоружны, а по нашим следам в этом нечеловеческом лабиринте гонится стая обученных убийц. Утрата воды и продовольствия только подчеркивала тот факт, что время наше на исходе. И спасибо еще, что Престон умудрился сохранить медицинский набор с остатками обезболивающих.