– У нас был труд, – соврала я и попыталась улыбнуться. – Произошла маленькая авария с кипящей водой в кастрюле. Но со мной все в порядке, честно. Немножко пощипывает, и все.

Бабушка заохала, стала носиться по дому в поисках аптечки. Подошла ко мне с баллончиком пантенола. Я помнила это лекарство – оно хорошо помогало от солнечных ожогов. Бабушка осторожно намазала меня лекарственной пенкой. Холодная масса приятно покалывала лицо. Вскоре боль прошла. Бабушка была так встревожена моими ожогами, что даже забыла элементарную вещь – уроки труда у нас закончились в восьмом классе.

Я легла на кровать с пенной маской на лице. Пыталась дышать ровно, чтобы унять дрожь по всему телу и бешеный пульс. Хотелось плакать – но если я заплачу, то смою с лица пенку. Я проглотила набухший ком в горле. Закрыла глаза и провалилась в сон.

– А я и не знала, что у нас сегодня, оказывается, были труды, – из сна меня вырвал возмущенный голос Дашки. – Мне пришлось на лету входить в курс дела, чтобы не раскрыть твое вранье, когда твоя бабушка стала говорить мне что-то странное. Какие труды? Чего ты ей наболтала? А вообще-то я пришла за своей тетрадкой по алгебре, я ее у тебя нечаянно оставила…. О боже, что с твоим лицом?

Дашка села на край кровати и склонилась надо мной.

– Не пугайся, это пантенол, – сказала я.

– Что с тобой произошло?

– Стас, – вздохнула я и рассказала обо всем Дашке.

– Вот мерзавец! Изверг! Садист. Когда он уже оставит тебя в покое?

– Боюсь, что никогда… Он сам сказал, что это только начало.

– Но надо же рассказать обо всем! Расскажи директору, пусть вызовут его родителей.

– А что толку? – с трудом сказала я. Слезный ком в горле не давал мне говорить нормально. – Ему ничего не сделают, а он только разозлится еще больше.

Дашка ничего не сказала. Она продолжала возмущаться и ругать Стаса.

Почему-то мне хотелось, чтобы она побыстрее ушла. Но и мне оставаться одной не хотелось.

После Дашкиного ухода я думала о ней и о ребятах. Мне не хотелось сейчас быть с Дашкой. Выслушивать ее советы и жалкие ободрения. Меня как магнитом тянуло к тем, кто меня поймет. Кто не будет меня жалеть, а может быть, даже посмеется над моими проблемами. К тем, кто уже не раз испытывал на себе нечто подобное.

Я схватила телефон – время было около шести вечера – и набрала номер.

– Томас! – послышался в трубке веселый голос. – Ты передумала?

– Да. Я передумала.

– О, круто! Парни, гасконец снова с нами! Томас, жди, мы за тобой приедем.

– Только давайте останавливайтесь не у дома, а подальше, – испугалась я. Бабушкины нервы не выдержат, если она увидит такую толпу да и еще, по ходу дела, на машине.

Я осторожно умылась, еле дотрагиваясь до кожи – малейшее прикосновение вызывало жгучую боль.

– Ба, я к Дашке с ночевкой! – крикнула я, нацепила куртку и выбежала из дома. Я шла по дороге, надеясь, что перехвачу ребят по пути.

Сугробы начали таять. Они уже больше походили на кучки замерзшей грязи. Я с отвращением подумала, что сегодня прислонялась лицом к такой вот кучке. У меня наверняка повыскакивают прыщи!

На обочину прямо передо мной свернула черная «Волга». Задняя дверь открылась. Показалась Серегина мордашка.

– Томас, запрыгивай!

Я протиснулась к Сереге. «Волга» рванула с места.

– Томас – это Андрюха, тот, который за рулем. Андрюха – это Тохин брат. Андрюха, это Томас. Ты ее не стесняйся, она – свой пацан!

Я посмотрела на водителя. Братья были очень похожи. То же узкое лицо, та же лошадиная челюсть. Только Андрюхе на вид было лет восемнадцать-двадцать. Выглядел он немного странно – все время подергивал головой и плечами, как будто отмахивался от невидимых комаров без помощи рук.

– Томас, держи! – закричал Серега мне на ухо.

– Я не глухая, – отодвинулась я от него. Он протягивал мне открытую бутылку пива. Я жадно присосалась к ней и быстро осушила половину – гулять так гулять!

– Эй, что у тебя с лицом? – задумчивый голос Ромки заставил меня оторваться от бутылки.

Три пары глаз уставились на меня. Андрей тоже бегло глянул в мою сторону. Я криво усмехнулась. Потом улыбнулась, посмотрела на парней и подняла вверх бутылку. И снова приложилась к ней.

– А почему, вы думаете, я изменила решение? Я же не хотела ехать с вами.

– Что-то случилось? – догадался Серега.

– Стас! – подал голос Рома. – Он что-то тебе сделал?

– Ага, – засмеялась я, но смех вышел чересчур нервным. – Он устроил мне сегодня турецкую баню!

Серега ткнул пальцем мне в щеку.

– Не трогай! – взвизгнула я от боли.

– Ого! Это же ожог!

– Да, – кивнула я, – баня была жаркой. Я отвернулась к окну и сделала глоток. «Волга» свернула с дороги и остановилась.

– Так, сейчас закупимся – и на дачу, – объявил водитель. Мы вышли из машины и оказались у палатки.

Накупили пива и чипсов. Сели в машину, «Волга» тронулась с места.

– Кто додумался взять чипсы с крабом? – возмущался Андрей, роясь в пакетах. – Один краб!

– Жри что есть! – Серега протянул руку и щелкнул его по уху. – Эй, а может, ну эту дачу? Там соседи, даже шуметь нельзя… Погнали покатаемся? И куда-нибудь, где можно пошуметь?

– На поле! Поехали на поле!

Андрей резко вывернул руль, я повалилась на Серегу. Рома закряхтел.

– Спокойно, пупсики, – подал голос водитель. – Аварийный разворот.

«Волга» запрыгала по кочкам. В салоне мы болтались как мешки с картошкой. Я открыла окно. Поток ветра хлынул на лицо, приятно охлаждая кожу. Андрей сделал музыку громче. Я услышала голос Елки.

– Нет, только не Елка! – заныл Антон с переднего сиденья. Андрей еще прибавил громкость. Музыка разрывала барабанные перепонки. И мы хором заорали слова песни:

– Около тебя мир зеленеет, около тебя солнце теплеет[3]…

Я вытянула руку в открытое окно, чувствуя, как холодные волны ветра плавно огибают ее.

Серега обнял меня за плечи, стал раскачиваться в такт музыке.

Мы неслись по кривым проселочным дорогам, вдоль домов, оврагов и деревьев, машина громыхала, как ящик с инструментами, спущенный с лестницы.

Алкоголь ударил в голову. А там – бешеная карусель мыслей: о Стасе, о детстве, об Умке, о том, что произошло сегодня. Я пыталась разобраться со всем этим, остановить эту дьявольскую карусель, но это было выше моих сил. Я опустила стекло полностью.