Она чувствовала пристальный взгляд Берестова, но продолжала делать вид, что спокойна и сурова. Хотя то, что она задумала, потребует от этого страдающего с похмелья мужчины либо определенных физических усилий, либо шокирует его настолько, что он постарается от нее сбежать.

– Юля, я должен перед вами извиниться и объясниться, – начал Берестов, с каким-то остервенением срывая со своей шеи красный в полоску галстук и расстегивая несвежую сорочку, в которой он, как подозревала Юля, и провел всю ночь, не успев от усталости и охватившего его сна даже раздеться и принять душ.

– О чем вы? О том, что рассказали нам вчера? Не берите в голову. Лично я, да и Надя, – мы верим вам, и если все-таки разыщется Крымов, думаю, он тоже проникнется к вам самыми теплыми чувствами и постарается помочь вам прийти к выборам со спокойной совестью и без проблем. Я ведь вижу, как вы переживаете…

Это был плавный переход, запланированный и обдуманный еще в такси, которое доставило их сюда, в гостиницу. Главное теперь было преодолеть себя и свое отвращение к мужчине, которого она не желала, но которому собиралась отдаться прямо сейчас, немедленно. И не потому, что изнывала от болезненно-затяжного желания, которое испытывает любая женщина, долгое время лишенная физического общения с мужчиной. Ей нужна была игра, приближенная к истинному влечению, попытка расслабиться настолько, чтобы заставить себя чуть ли не полюбить этого, в сущности, незнакомого ей мужчину. Животное Крымов, к которому она испытывала сильнейшие сексуальные чувства и который даже на расстоянии управлял ее душой и телом, должен быть забыт. Но перед тем как они расстанутся, и, быть может, навсегда, она собиралась доставить ему боль. Жгучую и острую, словно от удара ножом или от выстрела в сердце. Это желание было несравнимо сильнее всех других, вместе взятых, и родилось оно у нее этой ночью, когда в ее присутствии невозмутимая и жестокая Щукина запросто позвонила своему бывшему мужу и спокойно рассказала ему о приезде Земцовой. Как будто она не могла этого сделать раньше, не унижая Юлю и лишая себя тем самым удовольствия увидеть ее в растерянности, во всей ее слабости и отчаянии. Надя вела себя будто утомленная игрой с полумертвой мышью кошка, которая в своей сытости и даже пресыщенности решила немного привести в чувство свою жертву.

Земцова смутно помнила ее разговор с Крымовым, точнее, два разговора, потому что Щукина звонила ему дважды с перерывом в несколько минут, которые ей понадобились для того, чтобы выяснить у стоящей рядом с ней окаменевшей Земцовой, когда она желала бы видеть в своем гостиничном номере Крымова. И разговоры эти были не плодом ее фантазии и не сном, хотя вполне могли оказаться очередным блефом Щукиной, произносящей фразы в непрерывно гудящую трубку и договаривающейся о завтрашней встрече не с Крымовым, а с воздухом: с нее станется…

А сейчас она хотела одного: чтобы Крымов, который вскоре должен был появиться здесь, увидел Юлю либо в постели с Берестовым, либо выглядевшую так, словно они только что оторвались друг от друга, а потому их лица должны нести на себе печать умиротворения и легкого стыда за то неземное наслаждение, которое они минуту назад подарили друг другу. Юля и Игорь Николаевич.

Собравшись с духом, она сказала об этом Берестову.

– Куда приятнее было бы это не имитировать… – вздохнул Игорь Николаевич, отправляясь в ванную. – Но желание женщины для меня – закон… Если вы не возражаете, я после душа прилягу. Если вдруг я усну, то вы меня разбудите, хорошо? Будут еще какие-нибудь инструкции?

Юля не знала, куда деться от стыда…

Она и сама слегка задремала, как вдруг далекий стук в дверь, находящуюся в самом начале апартаментов, привел ее в чувство.

– По-моему, стучат…

Берестов, очнувшись от сладкой дремы, накинул тяжелый купальный халат, полагавшийся проживающим здесь постояльцам, и торопливо двинулся по направлению к двери.

Пока он отсутствовал, Юля дотянулась до маленького зеркальца, лежавшего в изголовье, и взглянула на свое отражение. Ее первой мыслью, пока она еще себя не видела, было достать из сумки румяна и кисточку, чтобы успеть до прихода Крымова «разрумяниться» и даже вспотеть, имитируя хотя бы цветом лица прерванную или закончившуюся глубоким удовлетворением близость. Но, обнаружив, что после услышанного ею стука в дверь от волнения ее лицо и вправду стало напоминать майский редис, отложила зеркало и замерла, прислушиваясь к доносившимся из-за двери спальни голосам. Разговаривали двое мужчин. Крымов и Берестов. Затем послышались приближающиеся шаги, и в спальню вошел с невыразимой радостью и растерянностью на лице Берестов. Так выглядят люди, выигравшие в Спортлото миллион рублей.

– Юля, одевайся, ты себе даже представить не можешь, кто к нам пришел… И это все она, Щукина. Я знаю… Это она организовала нашу встречу… Господи, да что же ты так на меня смотришь, или не слышишь, что я тебе говорю?! Хочешь, я тебя ущипну?! Но это правда, я не разыгрываю тебя. Ну же, вставай, солнышко, он хочет тебя видеть…

Но Крымов уже стоял за его спиной и немигающим взором рассматривал ее, расхристанную, розовую и мягкую, как бархат, соблазнительную, нестерпимо чужую, уже давно не принадлежащую ему, и на глазах бледнел от охватившей его ревности. Он, собственник, не хотел верить в то, что видел.

Юля же, поднявшись и прикрывшись шелковой зеленой простыней, так же молча рассматривала его. Серый плащ, серое в малиновую крапинку кашне, твидовые темные брюки, черные, змеиной кожи башмаки – «француз недобитый».

– Земцова! – И Крымов, не обращая внимания на присутствие Берестова, бросился к ней и схватил ее, как большую и любимую куклу, прижал к себе и больно укусил в плечо, как бы проверяя на подлинность и реальность роскошную проекцию его разбушевавшейся фантазии. – Боже, как же я рад! А ведь я до последнего не верил в то, что ты здесь, я думал, что Щукина собирается снова свести меня с очередным ее клиентом…

– Каким еще клиентом? – Юля, едва дыша, спрашивала то, что ее нисколько не интересовало. Она чуть не потеряла сознание, чувствуя под руками знакомое теплое тело, благоухавшее одеколоном, свежестью и дождем.

– Она все ищет здесь мне применение, но меня уже все это, – он с болью во взгляде отмахнулся от кого-то невидимого, но получилось, что от стоящего совсем близко от них Берестова и как бы заранее настраивая ставшего вдвойне несчастным депутата на отрицательный результат предстоящих деловых переговоров, – НЕ ИНТЕРЕСУЕТ. Слушай, Игорек, – теперь он уже обратился точно по адресу, – ты бы шел куда-нибудь погулять, за сигаретами, что ли… Не видишь, нам с Юлей надо поговорить.

И, не дожидаясь ответа, добавил:

– Вот только не надо было меня разыгрывать и выставлять напоказ ваши отношения, я все равно не поверил…

Он тотчас встал и, словно в подтверждение своих слов, просто-напросто вытолкал Берестова из спальни и заперся на ключ.

– Ну, путешественница, рассказывай… как ты докатилась до такой жизни…

* * *

– Ты действительно приехала сюда из-за Берестова? У вас что, все серьезно? – Крымов после неудачной попытки овладеть ею и впервые столкнувшись с такой холодностью и безразличием Юли, обнаженный, стоял у раскрытого окна и курил. Горьковатый дым его сигареты, проходя сквозь кружевные занавеси и растворяясь в прохладном, напоенном крепким запахом дождя и распускающихся деревьев воздухе, напомнил им обоим прошлое, и если в нем от этих воспоминаний пробудилась нежность, то в ней – одна боль.