— Не нравится мне всё это, — проворчал Девятнадцатый.

— Тебе вообще когда-нибудь что-то нравится? — ощетинился Триста Шестой. — Как по мне, вполне неплохо звучит.

— И рискованно, — заметила Твин. — Забыли, что Седой говорил? Не лезть куда не следует.

— Седой вообще много чего говорил, — возразил Харо. — Не знаю, как вы, а я — за.

— Сбрендил? — опешила она.

— Я тоже за, — Триста Шестой хрустнул костяшками пальцев. — Арена, конечно, хорошо, но здесь что-то новенькое. Чую, знатно повеселимся!

— Очнись, баран, она же использует нас! — Девятнадцатый закатил глаза.

— Слушай, брат, я тебя понимаю, сам сомневался поначалу, — вмешался в разговор Шестьдесят Седьмой, — но девчонка не лжёт, поверь.

— С чего бы мне верить?

— То есть ты нас всех за идиотов держишь? — сплюнул Двести Тридцать Четвёртый. — Считаешь себя самым умным?

Девятнадцатый недвусмысленно хмыкнул:

— У вас своя голова на плечах, у меня своя. Как-то уж без меня справитесь.

— На твоём месте я бы хорошенько подумал, — посоветовал Шестьдесят Седьмой. В его голосе явно проскользнула угроза. — Против своих идёшь, дружище. Нехорошо.

Лицо Девятнадцатого помрачнело. Приблизившись к говорившему, он с вызовом заглянул в глаза:

— А то что? Ну, давай, договаривай.

Твин окинула взглядом остальных. Кажется, никто вмешиваться не собирался. Даже Слай, хотя по хмурому лицу видно, что затея ему тоже не особо нравится.

— А разве принцесса не говорила о выборе? — напомнила она.

Шестьдесят Седьмой бросил в её сторону угрюмый взгляд:

— Где гарантии, что вы не сдадите нас с потрохами?

— Ты в ком-то из нас стукача увидел? — Девятнадцатый сжал кулаки.

— Остыньте, — наконец вмешался Слай. — Никто никого сдавать не собирается.

— А что насчёт тебя? — поинтересовался Двести Тридцать Четвёртый. — Тоже, как и этот?

— Подумаю ещё, — отозвался Слай. — У нас два дня, забыл?

С досадой поглядев на Харо, Твин побрела к своей койке. С ним позже поговорит, не при всех.

— Плохи дела, — шепнул Слай, умостившись рядом. — Что думаешь?

— Думаю, что если держаться вместе и стоять на своём, то, может, и обойдётся.

— Двоих считай уже потеряли. Остался Шустрый.

— Завтра поговорю с Харо, может получится отговорить. Кстати, тебе бы не мешало извиниться перед ним.

— Разберёмся, — Слай виновато улыбнулся. — Не злись на меня, ладно? Ты права, как кретин себя повёл.

— Рада, что хоть это понимаешь, — она отвернулась к стене, показывая всем видом, что разговор окончен.

Если не удастся уломать Харо с Шустрым, плохи дела. Похоже, выбора им не оставили. Может быть, Девятнадцатого и не смогут заставить, а вот их — вполне. В любом случае они в меньшинстве, а стая давно уже всё за них решила.

«В соответствии с правками о частной организации Осквернённый Легион, сокрытие мутантов от Надзора над Генетической Чистотой Граждан или от агентов организации Осквернённый Легион, карается смертной казнью без права на апелляцию или помилование».

«Заветы потомкам. Кодекс скверны», 03.030

Языки костра то ровными остриями взвивались вверх, то угасали до тлеющих угольков. Керс покрутил в пальцах камешек и швырнул в огонь. Тот ярко вспыхнул, поглощая камень, и тут же начал стихать.

Керс подобрал следующий, швырнул в почти потухшее пламя. Оно снова послушно взвилось вверх, ловя брошенное. Со скучающим видом он повторял раз за разом, пока в досягаемости не закончилось всё, что можно было запустить в костёр. Лучшего занятия всё равно не найти. Чёртова пещера похуже Стены Раздумий. Ещё пару дней и он окончательно свихнётся.

Дважды в день приходил клыкастый. Оставлял хворост, миску с очередным варевом да флягу с водой, и молча сваливал. Ни на вопросы, ни на угрозы не реагировал, сколько бы Керс ни старался. В итоге попытки разговорить оказались бесполезными и он забросил это дело.

Грязная, сырая одежда липла к телу, кандалы стёрли кожу чуть ли ни в кровь, да и холод собачий не вселял особого оптимизма. Если б не костёр, давно бы околел, но, стоило отдать должное, кормили неплохо. Значит, им от него точно что-то нужно.

Он швырнул последним импровизированный снаряд. Языки огня взвились вверх, осветив стены. Воздух солёный, мерный шум не стихает ни на минуту. Значит, море где-то совсем рядом, только из этой дыры не особо что рассмотришь: толстая решётка, врезанная в камень и сплошная скала снаружи.

Где-то рядом лагерь. Голоса слышны отчётливо, как и запах дыма. Так и не понял, кто они такие: то ли разбойники, то ли мелкие работорговцы. На чёрном рынке скорпионы высоко ценятся как редкий товар.

Угораздило же вляпаться в такую кучу. Вопрос в том, как теперь из неё выбираться. Цепь не расплавить, только подпалит себя к чертям собачьим. Можно дождаться, пока клыкастый отопрёт в очередной раз решётку, прихлопнуть ублюдка и свалить, только в оковах далеко не убежать.

Снаружи послышались шаги. Керс отодвинулся подальше от огня, чтобы не зацепило, вдруг что. Для клыкастого рановато, точно пришли по его душу. Краем глаза наблюдал, как уже знакомый здоровяк отпирает массивный замок. Петли тихо взвизгнули, скрипнул мелкий камень под подошвой.

Керс не обернулся: велика честь. Ему и свободных хватает, ещё перед бандюками расшаркиваться. Но всё же приготовился поджарить гниду в случае чего, а пока не мешало бы выяснить где он и с кем имеет дело.

Здоровяк с невозмутимым видом опустился напротив. Смотрел пристально, оценивающе, без опаски.

Подозрительная самоуверенность, не боится. Знает же, на что способен, огонь-то рядом. Выходит, это он тогда пламя обезвредил. Ещё один осквернённый. Но где тогда номер? Шрам вроде есть, но не факт, что от него. Слишком всё запутано, чёрт возьми.

Он не выдержал, с вызовом посмотрел в глаза. Здоровяк ухмыльнулся:

— Керс, значит?

«Постой-ка, откуда ему известно, как его друзья называют? Кто он такой, месмерит его подери?»

— Ты уж прости, брат, но иначе нельзя, — бородатый кивнул на кандалы. — Мало ли что тебе в голову взбредёт во время ломки.

«Что он вообще несёт? Что ещё за ломка?»

— Какой я тебе на хрен брат! — сплюнул Керс.

— Седой предупреждал, что ты с норовом, — он потёр пальцем переносицу, — но, думаю, мы как-нибудь найдём общий язык.

Седой? Это многое объясняет. Старый сукин сын! А он к нему, как к отцу относился, уважал, доверял. Простодушный дурак.

— Седой, говоришь? Передай этой мрази, чтоб поспешил сдохнуть до того, как я до него доберусь.