Несмотря на сомнения и колебания Александра I, реформы в области управления все-таки продолжались до 1812 г. усилиями M. M. Сперанского, пытавшегося преобразовать систему государственного управления. Михаил Михайлович Сперанский, попович по происхождению, рано проявил свои государственные способности, отличился как перспективный и умный чиновник, прекрасно знавший право и практику государственного управления. В 1808 г. его приблизил царь, сделав главным советником по реформам. Сперанский предполагал превратить самодержавную Россию в конституционную монархию с Государственным советом и Думой. Четкое разделение законодательной, исполнительной и судебной власти сочеталось в его планах с предоставлением дворянам и купцам избирательных прав. С 1810 г. Сперанской реализовал план создания Государственного совета и системы министерств. Однако Александр не решился на кардинальные реформы, которые могли бы сократить власть самодержца. Он заподозрил Сперанского в интригах против него и без всяких объяснений сослал его в Нижний Новгород. Позже (1819–1821) Сперанский стал генерал-губернатором Сибири, но в Петербург смог вернуться лишь при Николае I.

Война надвигалась давно. Все понимали, что союз с Францией недолговечен, да и аппетиты Наполеона росли – он мечтал уже о мировом господстве. Постепенно у Наполеона накапливались претензии к России, оскорбился он и отказом Александра I выдать за него сначала великую княжну Екатерину Павловну, а потом ее младшую сестру Анну Павловну. Россию же раздражала активность Наполеона в Польше, хотя сил воевать с Наполеоном, подчинившим себе полЕвропы, у Александра не было. Известно, что русский царь тогда тяжело переживал унизительные поражения от французов, да и саму насильственную дружбу с Наполеоном. Александр I сильно изменился в эти годы: улетучились иллюзии юности, исчез романтизм, бремя правителя великой страны тяжко лежало на его плечах.

Все чувствовали приближение войны, и яркую хвостатую комету повисшую над Москвой, восприняли как скверное, роковое предзнаменование. Оно оправдалось в июне 1812 г., когда без объявления войны полумиллионная армия Наполеона перешла границу России. Наполеон сразу же решил ударить по Москве, которая, несмотря на существование столицы – Петербурга, всегда оставалась национальной святыней России, крупнейшим центром экономики, торговли, главным узлом коммуникаций бескрайней страны. Командующие двумя русскими армиями генералы М. Б. Барклай де Толли и П. И. Багратион начали отводить войска с западной границы вглубь российской территории, не позволяя противнику разбить их по частям. Александр I покинул армию, памятуя свою неудачу под Аустерлицем, и уехал в Петербург. Более того, он пошел навстречу общественному мнению и назначил нелюбимого им М. И. Кутузова командующим армией. Вернувшись домой от императора после своего назначения 8 августа, Кутузов пошутил: «Победить, может, и не удастся, но перехитрить попробую». Как будто услышав это за тысячи верст, Наполеон сказал, узнав о назначении Кутузова: «Это старый лис Севера». А дела у лиса были хуже некуда. Выехавший к армии Кутузов под самым Петербургом, в Ижорах, получил удручающую депешу: после ожесточенного сражения французам сдан Смоленск. Старый полководец с горечью сказал: «Ключ от Москвы у него в руках». Отступление русских войск продолжалось, а затем Кутузов дал Наполеону генеральное сражение у села Бородино.

Бородинское сражение занимает особое место в нашей истории наряду с такими великими битвами, как Куликовская 1380 г., Полтавская 1709 г. и Сталинградская 1942 г. Сражение произошло в 110 верстах к западу от Москвы у села Бородино 24–26 августа 1812 г. Для Кутузова оно стало вынужденным, являлось уступкой общественному мнению и настроениям в армии – отступать дальше все считали безнравственным. Позиция русской армии у Бородина оказалась не совсем удачной, но найти другую не удалось. Пришлось срочно укреплять ключевые пункты позиции (багратионовы флеши и батарею Раевского). Время для осуществления поспешных земляных работ позволили выиграть полки, геройски оборонявшие передовой редут у Шевардино.

Главный бой завязался 26 августа уже на флешах и батарее. Наполеон сосредоточил здесь превосходящие силы и, несмотря на яростное сопротивление русских, к вечеру сумел выбить их с позиций. Там французы и провели ночь. Не дожидаясь утра, Кутузов приказал отступать. По канонам военного искусства того времени победа, безусловно, была за Наполеоном – ведь поле битвы осталось за ним, он занял все русские позиции, оставленные после кровопролитных боев их защитниками. И хотя генерал Багратион был тяжело ранен, а русская армия потеряла в оборонительном сражении больше, чем французы, – четверть состава, все-таки она не была разгромлена, и Кутузов не просил у противника перемирия. Он решил отступать, лишь получив известие о потере главных позиций и о страшном уроне, понесенном его войсками. Большая ответственность лежала на плечах старого фельдмаршала после жесточайшей битвы в ночь с 26 на 27 августа. Ему предстояло сделать выбор: дать наутро новый бой и, скорее всего, погубить уже обескровленную армию или же отступить и к своему позору сдать Москву, к которой уже двести лет не подходили враги. И Кутузов решил сдать столицу ради сохранения армии. Несомненно, Наполеон победил тактически, выиграл битву, его армия понесла меньшие потери (28,1 тыс. человек против 45,6 тыс. у русских), и в конечном счете завоеватель достиг поставленной перед собой стратегической цели – занял Москву, защита которой была объявлена Кутузовым главной целью сражения. Но, победив в сражении, Наполеон все-таки не разбил русскую армию. После битвы он не видел привычного для него беспорядочного бегства неприятеля, перед его глазами не проходили толпы пленных (всего были захвачены тысяча пленных и 15 пушек, столько же пленных и 13 пушек захватили и русские), перед ним не лежали на земле десятки поверженных вражеских знамен. Несомненно, русская армия в тяжелейшем сражении выстояла. И причиной этого стал не военный гений Кутузова, а необыкновенная стойкость русского солдата, воодушевленного высоким и жертвенным чувством патриотизма, стоявшего за царя, православную веру и Отечество.

2 сентября 1812 г. армия Кутузова оставила Москву. В обществе и в войсках это расценили как трагедию и позор. Не успели войска Наполеона вступить в Москву, как она загорелась. Вскоре пылал уже весь город. Кто поджег Москву? Французы указывали на московского генерал-губернатора Ф. В. Ростопчина, который действительно имел план поджога столицы после ухода русской армии и заранее вывез из города все средства пожаротушения. Вместе с тем французы грабили опустевшие дома и, чтобы замести следы, поджигали их. Известно, что оккупационные власти расстреливали не только русских, но и французских поджигателей. Как бы то ни было, великий город с его бесценными богатствами погиб в огне. Но самое трагическое состояло в том, что, вывозя на сотнях подвод пожарные трубы и другие снаряды пожаротушения, власти бросили в городе на милость победителя 22,5 тыс. раненых солдат и офицеров, доставленных сюда с Бородинского поля. Очевидцы пишут, что самым страшным был крик оставляемых в городе раненых, которые потом почти все погибли в огне московского пожара.